На Север за чудом. Дмитрий Овсянников
хорошо помнил путь в земли саво.
Дорога позволяла странникам разговаривать подолгу, чему они не переставали радоваться. Антеро чувствовал в племяннике родственную душу и охотно делился с ним знаниями и мыслями, наполнявшими его и бившими через край, а любознательный Тойво был самым благодарным и внимательным слушателем.
– Мы сейчас движемся на север, – сказал Антеро на привале; они сидели на бревне у костра, горевшего невысоким, но жарким огнем. Тойво уже сполоснул в ближайшем ручье котелок из-под каши и снова набрал воды – теперь готовился отвар из душистых трав и сушёных ягод, который так приятно было неспешно попивать за разговором после ужина. Для этого у каждого человека была особая чаша-кукса – маленькая округлая вещица, вырезанная из нароста на дереве, с одним небольшим ушком, за которое её можно было подвесить к поясу. Кукса долго сохраняла отвар горячим, но не обжигала рук хозяина, а доброе начало, вложенное в неё резчиком, делало напиток ещё вкуснее.
– Мы сейчас движемся на север, – сказал Антеро, – стало быть, держим путь к Вершине мира. Хоть до неё неблизко, но всё же… Помнишь, Вироканнас как-то давно рассказывал, как этот мир устроен?
Тойво замотал головой.
– Так вот, далеко-далеко на севере, – продолжил рунопевец, – земля начинает тянуться к небу и тянется изо всех сил, а силы в земле небывалые. И от той тяги вздымает земля до самого небесного свода великую гору – высокую-превысокую и крутую-прекрутую. Склоны у той горы ровные и гладкие, как лёд, и подпирает она небо, точно столб крышу дома. Маанэллой та гора зовётся, Вершиной мира, Опорой небес. Венчает Маанэллу Северная звезда – та, что светит вблизи Отавы[21], оттого не сбиваются с пути те, кто на Северную звезду смотрит, где бы ни лежал их путь. Прочие звёзды, и солнце, и луна вкруг Маанэллы по небесному куполу ходят день за днём, год за годом.
А внизу, у подножия Маанэллы, лежит край чужой, край северный. Много в том краю чудес странных и страшных, а народ там – сплошь злые чародеи. Туманной Сариолой зовут то место люди, а чаще того Похъёлой кличут.
– Потому что на севере?[22] – спросил Тойво.
– Либо потому что на дне. Даже руотси, представляющие себе мир не по-нашему, на своём языке называют Похъёлу дном, Боттен. И это неспроста. – Антеро заговорил тихо, почти перейдя на шёпот. – Там, в Похъёле, подножие Вершины мира, и там же – его Дно, вход в преисподнюю. Где-то у корней Маанэллы протекает река Туонела – граница между миром живых и миром мёртвых – Маналой[23]. Нет у Туонелы ни конца, ни начала, ни устья, ни истока. Разное сказывают о той реке – одни говорят, что она чёрная и тягучая, как смола, другие – что поток её бурный и кипящий, а то и огненный, третьи верят, что мчится Туонела непрерывным потоком отточенных мечей и копий…
– А как на самом деле?
– Сам не видел, – признался Антеро. – Думаю, каждый видит её так, как свою жизнь прожил да какую смерть принял. Знаю только, что переправиться
Отавой (Otava) финны называют Большую Медведицу.
Финское слово pohja переводится как «север» и как «дно».
Название мира мёртвых происходит от словосочетания maan alle – «под землёй».