Побег из ссылки. Мемуарная повесть. Юрий Филиппович Луценко
тебя обмануть, что два пальца обоссать…
– Так и сказал… им – чекистам?
– Так и сказал. А чего мне врать… Ты смотри тому худому, длинному из твоей комнаты не покажись знакомцем. Затаскают… по опознаниям да по очным ставкам. Что-то за ним большое они числят.
Только к концу третьего дня мне, наконец, оплатили расходы по проезду, обсчитав при этом на треть моих «законных» расходов, зная при этом, что я – бухгалтер…. И разрешили возвращаться «в свою Сибирь».
Я уехал в тот же вечер
«Отпускное» настроение было безнадежно утрачено.
Глава 4
Даже возврат в мощное доброе энергетическое поле, каким был наполнен дом родственников в Михайлове, не смог восстановить мне утраченное равновесие.
У нас сохранились групповые фотографии того времени. На них хорошо заметен диссонанс моей насупленной физиономии с общим фоном счастья и довольства всех остальных присутствующих.
Воспоминание вот об этом-то происшествии и стало основным решающим фактором при просмотре вариантов для перемены нашей судьбы.
Главным фактором… Но если бы только это…
Вы понимаете? Встретился вдруг на улице (в городе Михайлове!) тот самый доброхот, что жил тогда в соседнем номере гостиницы. Тот самый, что предупреждал меня «не показаться» соседу по номеру. И отдалось в ушах вдруг его «затаскают!».
Столкнулись нос – к носу! Он остановился вдруг с удивлением глядя на меня…. Потом сказал:
– Нет – нет! – И головой замотал, будто стараясь отогнать наваждение. Только «Свят – свят!» не сказал.
И пошли мы дальше каждый своей дорогой, не проявив никакой готовности для общения.
А для того, чтобы понять ход моих мыслей и ощутить мои терзания той поры нужно бы хоть на некоторое время вникнуть во – внутрь всех завихрений осознания действительности, представить с позиции нормального человека, тот болезненный ком, который тогда представляла собой моя психика в то время, в, общем-то, довольно благоприятное для нас.
Ведь одиннадцать с «гаком», как говорят на Украине, лет, в условиях полярного Севера, на грани жесткой борьбы за выживание, да ещё после войны, оккупации, в состоянии постоянной мобилизационной готовности на фоне совершенно иных ощущений, воспринимались, будто жизнь проходила в каком-то совершенно ином мире. Время в те годы, потом только стало это понятным, проходило часто с неожиданной задержкой, как у поезда с остановками, и ощущалось более длительным, его действительного в том календарном периоде. И эти годы представлялись мне, не только не изъятыми из моей жизни, не украденными у меня. А, проведенными, будто, в командировке в какой-то другой стране, очень похожей внешне на нашу, только в иной реальности, с совершенно иной по сценарию для меня ролью..
Я подсаживался поближе к жене. Не в поисках защиты и поддержки, а, как уверял себя, наоборот, для того, чтобы оказать помощь ей и успеть защитить от чего-то, ей