Чужая луна. Игорь Болгарин
не заметил, когда он вышел из строя и сгинул в темноте. Я так думаю, они решили вернуться к большевикам. Предали Родину.
Врангель помолчал, осмысливая происшедшее.
– Ну, что ж… Ну, что ж… – задумчиво сказал он. Вспомнил картинку из этого же ряда, которую ему буквально вчера или позавчера рассказал генерал-лейтенант Иван Гаврилович Барбович.
Кажется, действие происходило в Ялте. Врангель это доподлинно не запомнил. Вся эвакуация из Крыма: из Керчи, Ялты, Феодосии, Евпатории запомнилась ему как нечто единое – бесконечные шеренги угрюмых солдат, движущиеся по сходням на миноносцы, транспорты, пароходы.
Транспорт «Крым» принял на борт наполовину разбитый махновскими повстанцами конный корпус Барбовича. Загрузились без всякой меры, и в трюмах, и на палубах не протолкнуться. Но солдаты и офицеры все прибывали. Предполагая, что уже больше никаких судов не будет, они с боем, дракой проникали на судно. И тогда капитан принял единственно правильное, хотя и жестокое, решение: он отшвартовался от причала и, ожидая команды на отплытие, бросил якорь в сотне саженях от берега.
Не успевшие пробиться на транспорт, они бродили по берегу и отчаянно переругивались с теми, кому повезло. С борта «Крыма» их успокаивали:
– Не теряйте надежды. К вам вышел еще корабль. Всех заберут.
И тут на пирсе сквозь толпу пробилась сухонькая седенькая старушка, этакий божий одуванчик и, сложив ладошки рупором, прокричала в сторону транспорта:
– Мишель! Мишель! Отзовись! Мне сказали, что ты там!..
Голос у старушки был слабый, и ее слова вряд ли долетели до теснящихся на палубе «Крыма» солдат.
– Эй, там, не берегу! Что там у вас? – спросили с транспорта.
– Сейчас доложим! – донеслось с берега. После чего несколько человек вступили со старушкой в переговоры, стали выяснять, кто такой Мишель и что ей от него надо. Разобрались. После этого самый голосистый выкрикнул с берега:
– Мадам Могилевская ищет своего сына, подпоручика Михаила Могилевского! Слышите? Подпоручика Могилевского! Ей сказали, служил в корпусе генерала Барбовича и вроде находится там, у вас!
– Поняли! – ответили с транспорта. – Просим мадам набраться терпения. На палубе его нет. Може, в трюме? Понадобится время, чтоб его оттуда выковырнуть!
– Нам спешить некуда! – отозвались с транспорта.
И надолго все затихло. Берег ждал. Но с транспорта не поступало никаких известий.
На берегу тем временем кто-то добыл старый погнутый, побывавший в различных передрягах, судовой рупор. Его пронесли над головами всех толпящихся на причале и передали в руки старушке.
– Пардон, но зачем мне граммофон? – высокомерно спросила мадам Могилевская.
– Это рупор, мадам. С его помощью вы сможете поговорить со своим сыном, – объяснили ей.
Старушка вцепилась в рупор, поднесла его к губам, и над морской гладью разнесся ее старческий, но напористый, властный голос:
– Мишель! Сыночек! Я уже целый месяц тебя ищу! Я искала тебя в Александрове, в Аскании-Новой, на Перекопе,