Танец мотылька. Диана Билык
приметно. И, кажется, оно сияет. Моргаю. Сердце бьется учащенно. Наверное, это очередной сон. Щипаю себя за руку и шикаю от боли.
– Вика, все в порядке? – спрашивает «муж» и сильней стучит в дверь.
Вот пристал!
– Да, я уже иду.
Смотрю снова на странные точки в глазах. Сияния нет. Ну, и ладно. Последнее время я вообще у многих замечаю похожее свечение. Вот у Марка, например, а еще у Зуева видела один раз. Может это просто мое больное воображение? Может это просто побочный эффект после аварии? Сотрясение, и все такое.
На кухне светло и привычно пахнет корицей. Люблю ее, часто пеку с ней сдобу. Стол застелен белой скатертью, там уже дымятся две чашки кофе, на тарелке бутерброды с сыром. Непривычно, когда за тобой кто-то ухаживает.
Марк небрежно целует меня в висок и жестом приглашает к столу.
– Выспалась?
– Кажется, да, – присаживаюсь и пытаюсь понять, что не так.
Хлопковые шторки с ярким фруктовым рисунком, несколько цветков в горшках, магнитики на холодильнике. Ничего особенного, все так же, как и перед моим уходом на кастинг.
Но на сердце все равно неспокойно.
– Молоко? – спрашивает Марк и присаживается напротив. А я смотрю на него, затем на кофе, и понимаю в чем дело.
Я всегда пью горячее из одной чашки, которую подарили мне на одном из конкурсов. Она светлая, широкая и с золотистым ободком.
Сердце пропускает удар, я понимаю, что все идет как-то против шерсти.
– Марк, кто ты?
– Вика, да что ты заладила?! – он громко ставит свою чашку на стол, такую же точно, как у меня в руке – узенькую, кремового цвета с принтом бабочки на одной стороне.
– Я никогда не пью кофе или чай из этих чашек.
Наблюдаю. Мужчина медлит, затем кусает хлеб и мне кажется тянет с ответом.
– Ток мыо жо, когдоа стоали вместе жить, – он прожевывает еду и запивает ее кофе. Затем уже разборчивей добавляет: – Решили пить с одинаковых.
– Я не помню.
«Муж» пожимает плечами.
– Ты меня чужим воспринимаешь, как ты можешь вспомнить такие мелочи? – он встает. – Так что? Молоко будешь?
– Нет. Я думала такие вещи муж должен знать.
– О чем ты?
Молчу. Марк вытягивает максимально вверх густую черную бровь.
– Я не пью молока.
Замечаю, как он судорожно сглатывает и холодные глаза, словно стреляют в меня гневными искрами. В миг взгляд светлеет, губы изгибаются в скошенную улыбку.
– Ой, забыл, прости. Наверное, тоже после аварии местная амнезия случилась, – мужчина собирает посуду и принимается все ополаскивать. Будто намеренно оборачивается ко мне спиной, чтобы я не могла видеть его лицо. Но я слышу, как сильно стучит посуда об мойку. Нервничает.
У меня появляется мерзкое чувство, что меня обманывают. «Мурашки» ползут по плечам, забираясь под футболку. Обнимаю себя, чтобы прогнать неприятное ощущение.
– Я пройдусь немного, – говорю я и быстро встаю.
У Марка что-то выпадает из рук и грохочет