Искательница приключений. Евгений Дородный
барабанные перепонки искательницы приключений, а сила, прижимавшая ее к дереву, неожиданно исчезла.
Лихт сползла по стволу. Уселась в глупой позе, силясь понять, что произошло.
Тени и след простыл.
Затем лес сотряс вой с примешавшимся к нему человеческим писком. Вой перешел в смех, а писк – в хруст костей, и стало затем тихо под луной.
Искательница приключений поднялась; ее жар растаял в ночи вместе со смущением от этого нового для нее чувства. Зашуршали листья растений у берега ручья, и к ночлегу Лихт вновь вышел ее гость.
– Нет, – сказала дева, пятясь назад. Но лес отмстил ей, поставив корнем дерева ножку в виде на земле вздувшейся кочки. Лихт споткнулась и больно упала на груду камней. От обиды за неловкое падение ее злость унесло, а боевое безумие почему-то не соизволило появиться.
Когда ее бережно ставили на ноги, она понимала, что к ней относятся так в последние минуты ее жизни. Но ведь никто не говорил, что она сдалась. Когда музыкальный палец смазал кровь с ее щеки, Лихт краем глаза заметила свой меч: тот елозил по земле в некотором удалении от нее и поворачивался рукоятью в ее сторону.
Ночной гость посмотрел на губы искательницы приключений. Его же губы, щеки, нос измазались в крови, понятно, не его. Вот тут меч рванулся с лесной почвы и впрыгнул в ладонь дочери поэтов.
Пальцы Лихт сжались, кожа запела от прикосновения любимого бархата рукояти. Тонкая рука нанесла быстрый смертоносный удар.
От удара нечистый без звука упал на колени и склонился к земле. Лихт выпрямила его, поддев кончиком сапога его подбородок, занесла клинок, чтобы покатилась голова его, впилась в глаза его вновь перед последним ударом и повела меч.
Взвизгнул воздух. Охнуло дерево. Запротестовал лес.
Но меч дотронулся до шеи нечистого и заколебался в ослабшей руке искательницы приключений.
Потому что в глазах порождения ночи Лихт прочитала лишь грусть и вековую боль.
А меч сразу же вырвали у нее да всадили по самую гарду в дерево.
Тут же передалась искательнице приключений дерева боль, а вместе с нею влилась боль, причиненная ею ее гостю, и наконец, сквозь заслон схватки пробилось страдание ее собственного тела. Златовласка пошатнулась и подалась назад, погребенная под нахлынувшими на нее чувствами. Заплакала, ибо оказалась не в силах сдержать это все в себе.
Меч покинул древесину ствола иссеченного трещинами (будет дупло). Лихт против ее воли взяли на руки, отнесли к ручью. Раздели. Промыли там, где болело.
Одели, засунули в спальный мешок. Сели рядом, устроив ее голову на своих коленях.
– Хватит убийств, – прозвучало в тиши.
Не было силу девы убрать щеку с чужих ног, как не было сил и повернуть голову. Было знание, что лицо ее гостя сейчас темно и мягко.
Меч угрюмо подполз по мелким камушкам, словно чувствуя настроение искательницы приключений. Лихт выпростала руку, обняла рукоять. Показалось, или это гость помог ей собрать для этого волю?
Как бы то ни было, дева зашептала