Флердоранж – аромат траура. Татьяна Степанова
кашлянул. Кошка доверчиво терлась о его пыльные милицейские брюки.
– Вечер добрый, – произнес он. И совсем не таким голосом, каким разговаривал с Катей. Но что было в этом голосе и чего там не было – оставалось только догадываться.
– Николай? Вы? Здравствуйте. А я вас не заметила. Зачиталась… Какой божественный поэт Катулл. Просто мурашки по коже, когда читаешь. Сгусток страсти… Устали, Коленька? Садитесь. – Островская лежала на своей продавленной дачной тахте, щурила глаза.
Она была очень худой и, несмотря на свои сорок семь лет, еще очень яркой женщиной: темноглазой брюнеткой цыганского типа. На ней был простенький дачный сарафан из красного ситца и тапочки-вьетнамки.
– Чаю хотите? С медом? – спросила Островская.
– Не откажусь, в горле что-то от пыли першит, – Трубников переминался с ноги на ногу.
– Да вы присаживайтесь. – Островская гибко приподнялась. – Я сейчас чайник на плитку поставлю. А вон и Туманов Костя едет. Наконец-то!
Вдали на проселке послышался шум мощного мотора, и через пять минут бордовый внедорожник «Шевроле» – тот самый, что повстречался Кате, лихо затормозил рядом с милицейским мотоциклом. Константин Туманов быстро вбежал по ступенькам на крыльцо. В руках у него была спортивная сумка, а в ней – арбуз, яблоки, колбаса, помидоры и две бутылки водки местного разлива.
– Вот, принимайте заказ, Галиночка, – он весело и шумно вывалил всю снедь на стол. Взвесил в руках огромный арбуз. А водку вытащил и поставил очень акуратно. – Христофорыч, привет. Милиция наша, как всегда, уже тут как тут. А где эти твои?
– Кто? – неприветливо спросил Трубников, косясь на бутылки.
– Ну, начальники, проверяющие, следователи. Ты ж говорил – из Москвы которые специально присланные?
– Одна и была. Уехала, – нехотя ответил Трубников. – Я думал, правда кого-то дельного, серьезного пришлют, помощь окажут. А прислали девчонку. Покрутилась-повертелась и уехала. Скатертью дорога.
– Это на красной мыльнице, да? – Туманов усмехнулся, голубые глаза его сверкнули удовольствием. – А это я ее, наверное, и видел, когда в Рогатово на рынок ездил. Сидит за рулем – мечтает. Из себя ничего, складненькая… Я ей говорю, слышь, Христофорыч, девушка, зря сидите. А она на меня вот такими глазами. Я ее, кажется, напугал, – Туманов еще шире заулыбался. – Наверняка решила, что я на ее мыльницу красную глаз положил, отниму, ограблю. Она кто ж такая будет, следователь, что ли?
– В главке работает, в пресс-центре, – Трубников вздохнул. – Там у нас много спецов разных. Только работать некому. Убийства раскрывать, дерьмо разгребать.
– Коля, вы ей сказали? Рассказали ей о… – Островская не договорила, потому что Трубников буквально отмахнулся, отсекая продолжение фразу.
– Бесполезно это все, – сказал он с досадой, – говори не говори… Все без толку. Сам же в дураках и окажешься.
– Значит, вы так ничего и не сказали? – Островская покачала головой.
– Мы