Флердоранж – аромат траура. Татьяна Степанова
– типичный представитель редкого в прошлом, а ныне почти уже совершенно исчезнувшего сословия настоящей сельской интеллигенции. А значит, человек здравомыслящий и умный, к словам которого стоит прислушаться.
Дом Брусникиной по самую потемневшую от дождей шиферную крышу утопал в густом и тенистом яблоневом саду. Яблони были старые, рослые и, как пели прежде в песнях, – «кудрявые». У калитки росла яблоня-грушовка. Ветки ее клонились к земле, перевешивались через забор на улицу, соблазняя прохожих россыпью мелких зеленых плодов. Забор был ветхий, местами покосившийся. К дощатой калитке снаружи была прибита подкова на счастье.
– Вера Тихоновна, принимайте гостей! – зычно выкрикнул Трубников, вылезая из машины и с наслаждением разминая затекшие ноги. – Вот тут и поселитесь, Екатерина Сергеевна, – объявил он Кате. – Дом просторный, сад, одно только неудобство… Въездных ворот, как видите, нет. Машину вам тут придется ставить – снаружи.
– Не беда, – бодро сказала Катя, а сама тут же вспомнила рогатовского Филина и его «гоп-компанию».
Трубников толкнул калитку, но она оказалась заперта.
– Вера Тихоновна, это мы! – оповестил он сад и дом.
Ответом было молчание.
– Странно, у нее ж собака, а сейчас чего-то не слышно ее. – Трубников сильно постучал в калитку.
Катя разглядывала дом, где предстояло ей жить ближайшие дни. Это был обычный сельский дом, каких тысячи в Подмосковье, – приземистый, вросший фундаментом в землю, бревенчатый, обшитый вагонкой, выкрашенной в небесно-голубой цвет. Дом окружали две терраски. Одна побольше, попросторнее – хозяйская, зимняя, с двойными рамами. Другая маленькая, летняя, для дачников. Второй этаж был похож на скворечник – крохотная мансарда с окном, смотрящим на реку. В общем, вид у домика был довольно симпатичный – чистенький, уютный, без затей. И уж совсем не походил он на мрачную избу на курьих ногах, которую все последние дни рисовало в качестве конспиративной квартиры изощренное Катино воображение.
В таком домике и правда хорошо было летом отдыхать, бить баклуши, пить на террасе чай с клубничным вареньем, слушать, как шумит яблоневый сад и поют на заре птахи. Лениво наблюдать, как среди кустов смородины шныряют соседские кошки и каждое утро то тут, то там на грядках появляется новый песчаный холмик – результат подрывных работ жуликов-кротов. Но заниматься в таком безмятежном пряничном домике раскрытием убийства, жертву которого, по словам судмедэксперта (да Катя и сама видела), «буквально растерзали на части», было, казалось, делом совершенно безнадежным. И от этого на душе у Кати снова стало неспокойно – пасторальные декорации вызывали смутную глухую неприязнь: «Что, уюта захотела? Знаешь, где он, твой уют?»
Катя усилием воли стряхнула наваждение мрачных ахматовских строк. Ладно, там будет видно. Трубников продолжал стучать в калитку.
– Сейчас, сейчас, слышу, иду! Кто там? – донеслось из глубины сада.
– Вера