Крик-пуля на мехеленского рябчика. Рассказы весёлые и не очень. Владимир Бреднев
охотника. Серёга больше толкался в женском коллективе, Пахомов-старший держался Андрея.
– Слушай, Андрей, завтра-то с утра не пойдём, – вдруг сказал Василий Васильевич, чем очень удивил охотника.
– Как это? – Кожевников прекратил шпиговать утку и почти возмущённо уставился на знатока охоты.
– Тут дело какое? Сегодня мы посидим, твоих деликатесов отпробуем, моих чуть отопьём, в баню сходим, пельменями побалуемся, настоек отведаем. Они у меня не чета импортному пойлу, по рецептам Голенищева-Кутузова, Смирнова, Пантелея Григорьева и других знатоков сделаны. А чтобы прелесть понять, надо краткий перерыв делать. Так, что завтра не будем кайф ломать, с утра отдохнём.
Кожевников пожал плечами и нехотя согласился. Когда поставили уток в печь, Андрей выскочил на крыльцо, достал мобильник и чуть не обомлел: приема нет. Сто километров от города, а связь в ноль. Походил, успокоился, уговорил себя не паниковать. Первый раунд за ним. К вечеру завтра ещё напробуемся, а там, дождь пойдёт. И просто схитрю, погорюю, что на охоту не сходили. Все будут довольны.
Часам к четырём сели за столы. Супруга у Василия Васильевича от щедрот своего хозяйства такие столы накрыла, с третьей не захмелеешь. Тут и огурчики, помидорчики, яйца фаршированные, яйца всмятку, грибочки под шубой, судак в маринаде и в середине стола утки по-французски и с яблоками.
Пропустили по первой, по второй. Напряжение немного спало. Женщины о своём уже без тормозов, мужчины более сдержано, но о своём. Андрей Василия Васильевича расспрашивает, как готовит, на чём выстаивает, сколько выдерживает? Сходили между делом винный погреб оценили. В погребе распробовали домашний Пахомовский кальвадос, выгнанный первой струёй из грушевого сока и выстаивающийся в дубовых бочонках.
Вещь сильная.
Потом пошли на откос, на детей посмотрели. Те на реку ушли, на пленэре зарисовки делают. Благодать!
Вернулись, вмазали ещё по стопочке, утку потрошить начали.
И тут, прожевав очередную порцию мяса, Сергей, как знаток говорит:
– Какая же всё-таки вы, – и называет жену Андрея по имени-отчеству, – кропотливая женщина. Я вот у тех-то едал стреляную утку, так чуть все зубы о бекасиную дробь не сломал. Утка свинцом как перцем нашпигована. А в вашей утке мне ни одной дробины не попалось.
Жена жевать перестала. Говорившую подругу рукой остановила. И пристально, до мурашек на коже, до одинокой холодной капельки вдоль позвоночника, посмотрела на Кожевникова.
Такая нехорошая тишина над столом повисла. Андрюха сидит и ждёт, что вот сейчас этот старый пень, заядлый охотник, воскликнет: «А как же вы это так умудряетесь утку бить, что в ней бекасинки нет?»
Рубаха от выступившего холодного пота на спине к телу прилипла.
И тут до Андрея доходит, дед ничего не скажет. Жизнь мгновенно возвращается в умерший мозг, Кожевников спохватывается и весело переспрашивает:
– Это