Крик-пуля на мехеленского рябчика. Рассказы весёлые и не очень. Владимир Бреднев
шагах от Андрея. Всем ясно, даже новичок в такую цель должен попасть. Тем более, что пуля на звук реагирует. Замерли, ждут. Андрей у плеча ружьё держит, остальные от банки взгляда не оторвут. Сработал будильник, кукарекнул неестественно и замолчал. Из-за пенька выдрался настоящий петух и заорал во всё горло, перекрыв своим криком глухое треньканье телефона в банке. Андрей в это время выстрелил. Петуху башку как бритвой срезало.
– Ни хрена себе, – изумлённый до глубины души и обескураженный фактом, произнёс Серёга.
Кожевников, разломил ружьё и, глядя на дымящуюся ещё гильзу, тихо, но весомо произнёс:
– Доработаем, цены не будет.
Петуха продемонстрировали всем. За разрешившийся спор и новые технологии выпили не по разу.
Казалось бы, всем треволнениям конец. Но с рюмочкой в руке поднялась супруга Василия Васильевича и говорит:
– У меня Вася раньше без всяких новых технологий дичи настреливал, половину деревни кормили. А потом забросил. Сейчас смотрю, глаза у него вспыхнули, как у молодого. Столько азарта, столько страсти. А я, дурой была, противилась. Думала, до бабам бегает. Прости меня, Вася, дуру. Давайте, идите завтра с Андреем на охоту. А мы к вашему возвращению пирогов напечём. Правда, девочки?
Девочки согласились. А вот Василий Васильевич погрустнел как-то. Остаток вечера он уже не расхваливал своих наливочек, сидел молчаливый, о чём-то думал.
Утром его дома не оказалось. Появился только в обед. Кожевников хотел деда развести на рюмочку, другую, и тот согласился. А жена Пахомова-старшего хвать и снесла штоф со стола.
– Если выпьете, на охоту не пойдёте. Я лучше вас правила безопасности знаю.
Мужчины заикнулись, мол, чёрт с ней, с охотой, но опомнились, переглянулись и замолчали. Сели на лавку и стали ждать вечера. Сергей расспрашивал Василия Васильевича, где он в советские времена работал? Оказалось, Пахомов заведовал промторгом в районе. Но был честным человеком и с почётом ушёл на пенсию при развале.
Часа два собирались и рядились. Потом Василий Васильевич сбегал на птичий двор за объёмным заплечным мешком. И, сопровождённые всеми домашними, – Серёгу не отпустили на болота из-за радикулита – Андрей и Василий Васильевич отправились за дичью. Кожевников шёл впереди, закинув ружьё за спину. За ним шагал Пахомов, опираясь на красивый, вырезанный из сука, батог. Кожевников не мог решить, как сказать заядлому охотнику, что он про утиную охоту понятия не имеет, но спросил другое:
– Василий Васильевич, а вы почему охоту вдруг забросили?
– Понял, что могу Люсю свою потерять. А я, ведь, её любил. Ты свою Светлану любишь?
– Люблю, – согласился Кожевников.
– Ну, тогда по бабам завязывай на охоту ездить.
Кожевников остановился, как вкопанный. Кое-как, ноги будто онемели, обернулся к Пахомову.
– Да не делай ты такие глаза, – отмахнулся дед и сел на пень, – У тебя крик-пули, у меня кабан-альбинос.
– В смысле?
– Ты