Охотники за микробами. Поль де Крюи
по физиологии, и блистательный Клод Бернар, про которого французы говорили «он и есть физиология», в пышных выражениях высказал ему свою похвалу. На следующий день вечером, когда Пастер выступал с публичным докладом, старик Дюма, который своими лекциями вызывал у него слезы, когда он мальчишкой приехал в Париж, – сам старик Дюма бросил ему букет цветов. Любого другого человека такой поступок смутил бы, заставил густо покраснеть и высказать робкий протест, но Пастер ничуть не покраснел, – он нашел, что Дюма поступил вполне правильно. Он с гордостью написал отцу:
«Мосье Дюма, похвалив великое достижение, которое я сделал своим доказательством… прибавил: «Академия наградила вас несколько дней тому назад за ваши исследования; вас приветствуют в этой аудитории как одного из самых выдающихся профессоров нашего времени». Все выделенное мною было сказано мосье Дюма именно в этих выражениях и сопровождалось шумными аплодисментами».
Вполне естественно, что среди этого ликования раздавалось и недовольное шипение. Противники начали подниматься со всех сторон. Пастер обретал врагов не только потому, что, делая свои открытия, оттоптал хвосты старых теорий и верований. Нет, сама окружающая его атмосфера и манера его поведения вызывали враждебное к нему отношение. Между строк всех его писем и речей читалось: «Я не вполне уверен, что это так, но если вы не идиоты, то должны мне поверить». Он любил словесные перепалки и всегда дерзко рвался поспорить с кем-нибудь о чем-нибудь. Он с негодованием набрасывался на невинные замечания по поводу его грамматики или пунктуации. Посмотрите на его портрет, сделанный в это время – в 1860 году, прочитайте его статьи, и вы увидите готовность вести борьбу за признание собственной безграничной правоты в каждой волосинке его бровей и даже в технических терминах и химических формулах его известных научных статей.
Многим не нравилась эта его презрительная дерзость – но у некоторых неплохих ученых были более серьезные поводы для несогласия с ним, – проводимые им опыты были блестящими, они были потрясающими, но его опыты не могли считаться доказательствами. Они оставляли лазейки. Время от времени бывало, что когда он с уверенностью предполагал, что используемые им серые пятнышки – это фермент, создающий молочную кислоту, то с ужасом обнаруживал противный запах прогорклого масла из своих колб. В этих колбах не оказывалось никаких крохотных палочек и – увы – никакой молочной кислоты, которую он намеревался получить. Эти случайные сбои, отсутствие полной предсказуемости результатов обеспечили боеприпасами его врагов и доставили самому Пастеру немало бессонных ночей. Но это длилось недолго! Затем сказалась другая его странная особенность. Поскольку эти «происшествия» не имели для него особого значения, он и не пытался разобраться в причинах этого неправильного брожения; он был хитрым человеком – вместо того чтобы пытаться пробить головой стену этой проблемы, он просто обошел ее и повернул к своей большей