Певерил Пик. Вальтер Скотт
между двумя близкими соседями, остаюсь ваш покорнейший слуга
– Засвидетельствуйте сэру Джефри Певерилу мое почтение, – сказал майор Бриджнорт. – Быть может, его намерения на мой счет и справедливы, – по крайней мере, по его понятиям; но скажите ему, что наша ссора произошла из-за его преднамеренного нападения на меня, и хотя я желаю жить в мире со всеми, однако ж не столько дорожу его дружбой, чтобы нарушить законы Божьи и рисковать быть убитым или стать убийцею с целью приобрести ее вновь. Что же до вас, сэр, то я полагаю, что ваши лета и прежние невзгоды могли бы научить вас, сколь безрассудно брать на себя подобные поручения.
– Я исполню вашу просьбу, мистер Ралф Бриджнорт, – отвечал сэр Джаспер, – после чего постараюсь забыть ваше имя, которое честному человеку неприлично не токмо что произносить, но даже и помнить. Я выслушал ваш неучтивый совет, так не угодно ли вам, в свою очередь, принять мой, а именно: коль скоро ваша вера не позволяет вам дать удовлетворение джентльмену, вам следовало бы поостеречься говорить ему дерзости.
При этих словах посланник сэра Джефри окинул презрительным и высокомерным взором сначала майора, затем священника, надел шляпу, вложил в ножны шпагу и вышел из комнаты. Через несколько минут топот копыт его коня затих вдали.
Когда наступила тишина, Бриджнорт отнял руку, которую приложил ко лбу после его отъезда, и по щеке его скатилась слеза гнева и стыда.
– Он везет этот ответ в замок Мартиндейл, – проговорил он. – Отныне люди будут почитать меня человеком побитым и обесчещенным, которого каждый может оскорблять и унижать сколько его душе угодно. Хорошо, что я покидаю дом моего отца.
Его преподобие Солсгрейс подошел к своему другу и с состраданием пожал ему руку.
– Благородный брат мой, – сказал он с несвойственной ему добротой, – хотя я человек мирный, я могу судить, чего стоила эта жертва твоему мужественному сердцу. Но Богу не угодно неполное повиновение. Решившись принести в жертву свои мирские привязанности, мы не должны, подобно Анании и Сапфире, тайно лелеять какое-нибудь милое нам пристрастие{106}, какой-нибудь любимый грех. Зачем оправдывать себя тем, что мы утаили всего лишь самую малость, если проклятая вещь, хоть и в самомалейшем остатке, по-прежнему спрятана в шатре нашем? Разве ты очистишь себя в своих молитвах, если скажешь: я убил этого человека не ради корысти, подобно разбойнику; не ради власти, подобно тирану; не ради мщения, подобно дикарю, блуждающему во мраке, а затем, что повелительный голос мирской чести сказал мне: «Ступай, убей или пади мертвым – разве не я послал тебя?» Подумай хорошенько, достойный друг мой, как мог бы ты оправдаться подобным образом в своих молитвах, и если богохульство такой отговорки заставит тебя содрогнуться, возблагодари в молитвах своих Всевышнего, который дал тебе силу преодолеть столь великое искушение.
– Преподобный друг мой, – отвечал Бриджнорт, –