Три сестры, три королевы. Филиппа Грегори
значение и он желает наслаждаться ею не меньше, чем бокалом вина перед ужином, и с удовольствием обсуждает книги и вопросы философии. Он желает, чтобы я выучила их язык, потому что, не понимая его, я не смогу оценить красоту вечерних стихов и песен, и отказывается переводить их, потому что считает – их очарование сохраняется только в первозданном виде. Эти песни слагаются о Шотландии и ее народе, и этого нельзя перевести на английский.
– Англичане думают не так, как мы, – говорит он. – И они никогда не любили своей земли так, как шотландцы.
Когда я пытаюсь возразить, он говорит, что дальше на севере люди говорят только на своем родном языке, гаэльском, и на самом деле мне, как королеве, стоит знать и его тоже.
Люди, живущие на островах в холодном северном море, разговаривают на отдельном наречии, больше похожем на датский, и их приходится принуждать к признанию короля, потому что они считают себя отдельным самостоятельным народом.
– А что находится за ними? – спрашиваю я.
– Если идти дальше на север, то найдешь белые земли, – отвечает он. – Там нет ни дня, ни ночи, лишь месяцы, наполненные тьмой, за которыми следуют месяцы белого света. И вместо земли там один лед.
Яков интересуется устройством мира и всех вещей, и куда бы мы ни направлялись, он всегда поднимается на колокольни, чтобы посмотреть, как действует часовой механизм, или заходит на водяные мельницы, чтобы оценить новые устройства для подачи муки к жерновам. В одной деревеньке жители устроили ветряной насос для откачивания воды из канав, и он проводит полдня с датчанином, который его придумал и построил, ходя вдоль водоотводов и парусов до тех пор, пока не понимает принцип его действия. Иногда я разделяю его интерес, но чаще всего я его совершенно не понимаю.
Он восхищен устройством человеческого тела, даже если это тело принадлежит последнему бедняку, и он готов часами расспрашивать лекаря о воздухе, которым мы дышим, отличается ли то, что мы выдыхаем, от того, что вдыхаем, и куда он попадает, и что там делает, и каким образом кровь брызжет, когда выпускается из шеи, и струится, когда течет из руки или ноги, и почему так происходит. У него нет ни стыда, ни отвращения. А когда я говорю, что не хочу знать, почему жилы на моем запястье голубые, а кровь по ним течет красная, он возражает:
– Но Маргарита, это же устройство самой жизни, это – творение Господа нашего! Ты должна стремиться его понимать.
Когда мы подъезжаем к Стерлингу, поднимаясь все выше и выше по улочкам крохотного городка, устроенного на склоне холма, к воротам замка, он предупреждает меня о том, что он держит при дворе философа, который разместился в уединении в одной из башен и занят изучением сути вещей. У него есть горнило и перегонный куб, и чтобы я не беспокоилась, если услышу стук молотов или почувствую странный запах.
– Но что он там делает? – обеспокоенно спрашиваю я.
– Если нам повезет, то его стараниями мы найдем пятый элемент. Существует огонь, вода, земля и воздух, это нам известно.