Последний присяжный. Джон Гришэм
крытая черепицей зеленая веранда.
– Спасибо. Мы купили его тридцать лет назад, с тех пор так тут и живем.
Я знал, что большинство халуп в Нижнем городе принадлежат белым хозяевам, обитающим по ту сторону железной дороги. То, что Раффины сами владели домом, причем приличным, тогда, в 1970-е годы, было редкостью.
– Кто ухаживает за вашим садом? – поинтересовался я, вдыхая аромат чайной розы. Цветы здесь были повсюду – они росли вдоль дорожки, обрамляли веранду, обозначали границы земельного участка.
– Я сама, – ответила миссис Раффин и, рассмеявшись, сверкнула на солнце своими восхитительными зубами.
Три ступеньки, и вот мы на веранде, а там – пиршество! Столик, вплотную придвинутый к перилам, был накрыт на две персоны. Белая хлопчатобумажная скатерть, белые хлопчатобумажные салфетки, цветы в маленькой вазе, большой кувшин чая со льдом и минимум четыре закрытых крышками блюда.
– Вы кого-то ждете? – спросил я.
– О нет, это для нас с вами. Исав, может быть, придет, но позже.
– Но здесь еды на целую компанию. – Я глубоко вдохнул, и мой желудок сладко свело от предвкушения.
– Давайте сразу и приступим, – предложила хозяйка, – пока все не остыло.
Стараясь сдерживаться, я небрежно подошел к столу и отодвинул стул для дамы. Мои манеры ее восхитили. Сев напротив, я приготовился предаваться чревоугодию, но Калия взяла меня за обе руки, опустила голову и стала молиться.
Молитва оказалась длинной. Она благодарила Бога за все хорошее, в том числе за то, что Он послал ей меня, «нового друга». Молила за тех, кто болен и кому грозит болезнь. Молила о ниспослании дождя, солнца, здоровья, смирения и терпения. И хоть я беспокоился о том, что еда простынет, ее голос меня заворожил. Ритм ее речи был размеренным, а каждое слово исполнено смысла. У нее была идеальная дикция, она не проглатывала ни единого гласного, уважительно интонировала каждую точку и каждую запятую. Мне пришлось чуть приоткрыть глаза, чтобы убедиться, что это не сон. Я никогда не слышал, чтобы так разговаривал хоть один чернокожий с Юга, впрочем, и белый тоже.
Я исподтишка взглянул на хозяйку дома. Она разговаривала со своим Богом, и ее лицо выражало полный покой. На несколько секунд я даже забыл о голоде. Стиснув мои ладони, она просила милости у Всемогущего с красноречием, дающимся только годами практики. Она цитировала Священное Писание – по Библии короля Якова, несомненно, – и было немного странно слышать из ее уст такие слова, как «злоречие языка», «премудрость и крепость», «камо грядеши». Но она прекрасно понимала, что говорит. Я никогда не чувствовал себя так близко к Богу, как в тот момент, когда эта благочестивая женщина держала меня за руки.
Трудно было представить, чтобы восемь детей так же долго и благочестиво молились над столом, уставленным вкусной едой. Что-то, однако, подсказывало мне: когда молитву читала Калия Раффин, никто не смел пошевелиться.
Закончила она цветистым длинным периодом, в котором