Кругом одни принцессы. Наталья Резанова
Абрамелин поделился со мной следующей теорией. Согласно древнейшим человеческим представлениям всякая переправа через реку есть переход в Иное царство, момент смерти и воскрешения. Посему перевозчик есть своего рода жрец, осуществляющий Обряд Перехода, и одновременно психопомп-душеводитель. Отсюда и презрение, с которым обращаются они со своими клиентами. Не знаю, не знаю, но на всякий случай я заучила несколько ритуальных формул, связанных с переправами. И когда мне почудилось, что за млечной пеленой мелькает какая-то тень, я выкрикнула одну из формул призывания:
– Сюда, сюда, угрюмый перевозчик!
Пора разбить потрепанный паром
С разбега о береговые скалы!
– Я тебе дам «разбить»! – донеслось из-за тумана. – Ишь, выискалась, умная!
– А ты побольше нас ждать заставляй, я тогда еще и не то скажу.
Паром мягко ткнулся в песчаный берег, и перевозчик стал зримым. Он выглядел не столько угрюмым, сколько жуликоватым – ехидный дедок с обветренной рожей. Пока мы с ним торговались относительно платы за перевоз (в принципе, такса известна – по два медяка на душу, но я не встречала еще перевозчика, который не пытался бы взбить цену), Хэм вел себя спокойно. Но когда стали заводить лошадей, Хэм, едва ступив на паром, выскочил назад.
– Он же на воде! – с ужасом завопил он.
– А ты как думал?
– Но… Я же говорил! Меня укачивает.
– Послушай, мы на реке, а не на море. Видишь, какая вода спокойная. Здесь не укачивает. – Вообще-то в бурю на Волке штормило так же, как на море, однако об этом сообщать Хэму я не собиралась.
– А вдруг потонем? Там, небось, глубоко… И вообще, что это за плавсредство! Я еще понимаю, корабль…
– Тебя на пароме плыть никто и неволит, – обиделся перевозчик. – Цепляйся поясом и плыви так. Заодно и помоешься.
Подобная перспектива Хэма вовсе не обрадовала, и он с видом мученика двинулся за нами, а оказавшись на пароме, уселся, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, дабы не видеть омерзительной воды. Паромщик оттолкнулся от берега, и мы покинули землю, подвластную Ядреной Матери. Пока паром медленно пересекал великую реку, туман почти совсем развеялся, и оказалось, что на Волке мы были не одни. Из-за острова на середину реки выплыл расписной челн, переполненный публикой самого уголовного вида. Я поневоле потянулась к оружию, предвидя грядущий абордаж.
– Охолони, – сказал паромщик. – Они сейчас другим развлекаются.
На носу челна здоровенный амбал в красном кафтане – атаман, надо полагать, – схватил возлежавшую рядом пышнотелую красотку и швырнул ее за борт. Красотка не только не пошла ко дну, но даже и не погрузилась. Атаман принялся лупить по ней веслом – и без всякого успеха.
– Не тонет! – с отчаянием восклицал он. – Она не тонет!
Ветер гулко раскатывал голос атамана над волнами.
– Говорил я тебе, надо было живую брать, а не надувную хитить, – заявил другой