Ливиец. Михаил Ахманов
я – потомственный воин. Ини, мой почтенный отец, был из Стражей Западной пустыни. Я вырос между пальмой и песком и в детстве метал не камни, а дротики. Моя мать… – рука его коснулась губ знаком скорби, – Мерит, моя мать, ушла в поля Осириса, когда я увидел третий разлив Хапи. У нас была служанка из твоего народа, господин, старая женщина-мешвеш*. Она вырастила меня.
Я прищурился:
– Намекаешь, что сердце твое крепко, как у жителя песков?
Инхапи сделал жест отрицания:
– Сердце мое крепко – пусть я останусь без погребения, если лгу! – но сказать я хочу о другом. Когда я был мал, Шешала, та женщина из людей пустыни, учила меня своим словам. Кое-что я помню… Теен и кажжа – это ведь Демоны Песков? Кажжа – демон сухого песка, теен – зыбучего, а еще есть чиес, демон пещер и трещин в скалах… Так?
– Так. Это все, что ты хотел мне сказать?
– Нет. Я… – Он смутился. – Я понимаю смысл твоего имени, господин. Шешала говорила, что так называют великих вождей и чародеев и что в пустыне Запада они были всегда. Во все времена, даже во время Снофру и Хуфу, строителей пирамид. Они, эти вожди, передают друг другу свое ка, дух Гибли… – Сделав наузу, Инхапи спросил: – Так ли это?
Я молчал. Того умирающего юношу, в которого я вселился семнадцать лет назад, звали Аупутом, но, исцелив телесные раны своего носителя, я назвался Гибли. Я всегда Гибли, во всех эпизодах своей мниможизни в прошлом – такова дань традиции. Я выбрал это имя на заре времен, когда ливийцы еще не пришли в пустыню, да и самой пустыни еще не было, и с той поры ношу его в каждом из десятков моих воплощений. Постоянство имени – важный знак; с одной стороны, оно позволяет отделить Андрея Ливийца от ливийца Гибли, с другой – перебросить мосты между всеми Гибли, которыми я был и буду. Об этих моих ипостасях ходят легенды среди людей пустыни, но я не знал, что их уже повторяют в Обеих Землях.
– Так ли это? – снова прошептал Инхапи, глядя на меня со смесью ужаса и восторга. – Верно ли, что твое ка вновь и вновь приходит с полей Иалу*, даруя избранным тобой мудрость, мощь и силу?
– Почему ты так решил, Инхапи?
– Потому что сам Великий Дом, сын Гора, слушает твои советы. Потому что ты один из всех людей пустыни смог подняться высоко в Та-Кем. Потому, что ты читаешь знаки папирусов, как Тот*, писец богов, и бьешься с врагами, как Львиноголовая Сохмет. Потому что я видел, как ты сражался под Аварисом. Он был не прав, под Аварисом мне крупно не повезло. Там погибла Небем-васт, когда сорок гиксосских колесниц обошли моих ливийцев с фланга, растоптали египетских лучников и, ворвавшись в наш лагерь, устроили кровавое побоище среди поваров, погонщиков, танцовщиц, арфисток и певиц.
Помрачнев, я бросил взгляд на юное лицо Инхапи и молвил:
– Ты ждешь ответа, сын Ини? Его не будет. Мой дух, мое ка подсказывает мне, что истина не для твоих ушей. Даже жрецы не ведают путей Осириса и способов, какими он перемещает души меж миром мертвых и живых. Это тайна, тайна для всех живущих в твоем мире и в будущих мирах, которые придут ему на смену. Разве не страшно прикоснуться к ней?
– Страшно, –