Авантюристы. Н. Северин
вошли, была другая, и на пороге ее стояла женщина в белом. Князь поспешно направился к ней, а за ним и Владимир Борисович.
– Ваше высочество, корнет Углов, – произнес с низким поклоном Барский, отступая к окну и оставляя таким образом его одного перед великой княгиней Екатериной Алексеевной.
Но Углов не вдруг узнал ее – так мало она была похожа на жизнерадостную, остроумную принцессу, которую ему два раза удавалось видеть издали, на выходах во дворце, среди блестящей свиты, сияющей красотой в усыпанном драгоценными камнями наряде. Теперь перед ним стояло неземное существо, напоминавшее скорее богиню меланхолии и печали, чем блестящую цесаревну, будущую императрицу.
И насколько эта казалась ему прелестнее той! Бледное лицо без румян, с глубокими, темными глазами, смотрело на него с таким пытливым и вместе с тоскливым выражением, что ему стоило невыразимых усилий, чтобы не упасть перед нею на колена.
Должно быть, цесаревна прочла это на лице молодого человека: ее губы тронула улыбка, от которой все ее лицо на мгновение просветлело, и она ласково сказала, протягивая ему запечатанное письмо:
– Благодарю вас, господин Углов, что не замедлили явиться на мой зов. Вы можете оказать мне услугу, передав по адресу это письмо, когда будете в Париже.
Владимир Борисович с низким поклоном взял письмо.
Между тем великая княгиня продолжала:
– Если так случится, что вы в Париж не попадете, привезите это письмо обратно.
Углов опять низко наклонил голову.
– Но, если вы увидите личность, которой оно адресовано, скажите ей, что вы меня видели, что я сама вручила вам это письмо для него, что он может через вас написать ответ, и пусть он за меня не беспокоится. Я здорова и, ни на что не взирая, хороших мыслей, – прибавила цесаревна с особенным ударением на последних словах.
Углов пристально смотрел на нее, мысленно повторяя каждое ее слово. Весь превратившись в слух, он ждал, что скажет она еще, но аудиенция кончилась. С милостивой улыбкой протянула великая княгиня ему руку, которую он с благоговением поднес к губам, взглянула на князя и, снова обернувшись к Углову, ласково кивнула ему. Когда низко поклонившись, Владимир Борисович поднял голову, ее уже не было в комнате; около него стоял князь и знаком предлагал ему следовать за ним.
Они вышли из дома другим ходом, чем тот, которым вошли в него, опять очутились в саду и прошли широкими аллеями к воротам в решетке, где дожидалась их карета, с лакеем в темной ливрее у дверцы, которую он держал отпертой, и с откинутой подножкой в ожидании дальнейших приказаний.
– Поезжайте с богом, мой друг, вы не опоздали: еще нет пяти часов, – проговорил князь, подходя к карете и движением руки приглашая Углова сесть в нее.
Владимир Борисович молча повиновался. Он не в силах был произнести ни слова от волнения и только крепко пожал протянутую ему руку.
Князь же, не выпуская его руки из своей, поднялся на подножку и, пригнувшись к нему, произнес взволнованным шепотом:
– Мне