Письма к Вере. Владимир Набоков
Blasien
Здраствуй, моя хорошая,
только что отправил тебе (poste restante) открытку со стихами, а зайдя на почту, нашел, мое счастье, открыточку твою. Черные
полусапожки пришлось дать здесь починить, – резиновая подметка отлипла, в серых же я гуляю мало, и они пока что целы. Вообще говоря, путешествие удалось на диво, проходим через упоительные места. Певуч и прелестен на склонах музыкальный ручей коровьих колоколец. Мы истратили до сегодняшней ночи ровно 100 марок (осталось 500). Обожаю тебя.
В.
26. 1 сентября 1925 г.
Тодтмос – Констанц, Нойхаузерштрассе, 14, пансион Цейс
Завтра идем через Wehr в Зекинген на Рейне. Люблю, люблю, люблю тебя.
1 – IX – 25
Здраствуй, моя жизнь.
Можешь проследить путь, нами совершенный сегодня[99]. Сейчас 4 часа. Сидим в тодмосском кафе. День безоблачный, я шел без рубашки, валялся на вересковых скатах. Todtmoos – прелестное местечко, хорошо бреют. В гостинице две русских барышни (!) Л.
27. 2 сентября 1925 г.
Вер – Констанц, Нойхаузерштрассе, 14, пансион Цейс
2 – IX – 25 Wehr
Здраствуй, моя жизнь дорогая, приезжаем в пятницу, возьми для нас две комнаты в твоем пансионе.
Здесь в Вере нашел от Веры изумительное письмо. Пошлю телеграмму, каким приедем поездом (в пятницу). В твоей тезке не останавливаемся (только выпьем молочка) и идем дальше в Säkingen (всего 30 верст от Todtmoss). Люблю тебя.
28. 2 сентября 1925 г.
Бад-Зекинген – Констанц, Нойхаузерштрассе, 14, пансион Цейс
2 – IX – 25
Здраствуй, моя песнь,
мы в Баскп^еп, на берегу Рейна, а по той стороне – Швейцария. Завтра идем в Waldshut, а послезавтра утром оттуда приедем в Констанц. Погода прелестная. Полюбуйся очаровательной открыткой.
29. 1925 (?)
Берлин
Я звонил туда, и, к счастию, оказалось, что комната уже сдана, так что нужно найти что-нибудь другое. Я пошел искать. Если вернешься не поздно, пойди и ты побродить.
В.
30. 26 апреля 1926 г.
ИВАН ВЕРНЫХ
1
Электрические фонари освещали косыми углами синий ночной снег, огромные сугробы, подступавшие к дому. Все было странно и немного неискусственно светло в этих провалах мерцающего блеска, и черные тени фонарей, ломаясь по сугробам, перерезали легкие мелкие узоры на снегу – тени голых лип. Иван Верных, потопав мягкими валенками в сенях и натянув кожаные руковицы, толкнул стеклянную дверь, которая не сразу поддал(ась) – с морозца – и потом внезапно туго выстрелила в снежный мрак сада. Собака Чернышевых, мохнатая, дряхлая, как и сам старик Чернышев, быстро покатилась следом, но теперь ты ушла, и я больше писать не буду, моя радость. Вот ты толкнула стул в спальне, вот обратно вошла, звякнула тарелочкой, зевнула по-собачьему, поскулила, спросила, хочу ли молока. Котишь, моя котишенька.
26 – IV – 26
31. 2 июня 1926 г.
Берлин – Синкт-Блазиен
2 / VI – 26
Кош, мой К-ко-ош,
вот и первый день бестебяшный прожит. Сейчас без четверти девять. Я только что поужинал. Я буду всегда писать в это время. Каждый раз будет другое обращенье, – только не знаю, хватит ли маленьких. Пожалуй, придется еще нескольких сотворить. Эпистолярики.
Набоков отметил его на карте Тодтмоса и Санкт-Блазиена, напечатанной на лицевой стороне открытки.