Книжная лавка. Пенелопа Фицджеральд
Уже одного этого хватит, чтобы понять: вы в своей жизни разные необычные вещи попробовать готовы.
Просунув палец мерину под челюсть, покрытую отвисшей морщинистой кожей, он на что-то нажал, и конь, словно зевнув, медленно разинул рот, показывая здоровенные желтые зубы. Флоренс обеими руками вцепилась в большой и очень скользкий темный лошадиный язык и, подобно китобоям былых времен, буквально повисла на нем, стараясь заставить коня полностью обнажить зубы. Мерин замер от ужаса и стоял, тихо потея и ожидая конца. И все продолжал нервно прядать ушами, словно выражая протест против очередной несправедливости, уготованной ему судьбой. Рэвен между тем начал большим напильником подпиливать ему коронки коренных зубов.
– Держите крепче, миссис Грин. Не отпускайте. Уж я-то знаю, что язык у него скользкий, как грех.
Этот язык и впрямь извивался, словно был самостоятельным живым существом, и Флоренс с трудом его удерживала. Да и сам конь волновался, время от времени переступая ногами и ударяя в землю копытом, как бы проверяя, на этом ли свете он все еще находится.
– Он ведь не умеет… лягаться вперед? Да, мистер Рэвен?
– Умеет. Может и лягнуть, если захочет. – И она вспомнила, что «саффолкский пузан» способен абсолютно на все, кроме галопа.
– А почему вы считаете книжный магазин чем-то необычным? – Ей пришлось кричать, чтобы ее слова не унес ветер. – Разве люди в Хардборо не хотят покупать книги?
– Они перестали хотеть чего-то необычного, – сказал Рэвен, продолжая подпиливать мерину зубы. – Они, например, куда чаще покупают обыкновенную соленую селедку, а не слегка подкопченную, которая обладает более нежным вкусом. Хотя вы, осмелюсь утверждать, наверняка скажете, что книги не следует относить к категории необычных вещей.
Наконец мерина отпустили на свободу, и он, тяжко вздохнув, так уставился на своих мучителей, словно они навсегда лишили его каких бы то ни было иллюзий. Из глубин своего благородного нутра он исторг бесстыдный звук, напоминавший скорее пение трубы, чем горна, и постепенно сменившийся негромким, похожим на короткий смешок ржанием. Затем конь встряхнулся, и над ним, точно над старым матрасом, подвергнутым выбиванию, поднялись клубы пыли. Стряхнув с себя вместе с пылью и все мучившие его проблемы, мерин рысцой отбежал от людей на безопасное расстояние и, опустив голову, принялся щипать траву. Через минуту он заметил невдалеке пучок ярко-зеленого дудника и буквально ринулся к нему, пожирая молодую зелень с жадностью маньяка.
Рэвен успокоил Флоренс, сказав, что старый мерин вскоре совсем об этой «операции» забудет и пойдет на поправку. Сама Флоренс, правда, была отнюдь не уверена, что тоже сумеет так скоро об этом позабыть, но испытывала чувство гордости в связи с оказанным ей доверием – доверие в Хардборо оказывалось далеко не всякому и далеко не каждый день.
Глава вторая
Тот дом, который вознамерилась приобрести Флоренс, свое название – Старый Дом – получил не просто так. Впрочем,