Дядьки. Валерий Айрапетян
было завязано. Горгона Медуза, победоносно венчавшая его лоб, сдулась и переползла на руки, придав им вид угрожающей мощи. Чтение книг стало регулярным. Предпочитался Чехов и Достоевский. Завокзальная блатата позабыла о Налике, который только как покупкой травы и напоминал о своем существовании последний год. Кроме всего прочего, дядя пошел работать, что изумило даже тех, кто верил в его трудовые резервы. Разгружал фуры с цитрусовыми, за что башлял по двадцатке в день. Домой приходил потным и счастливым. Приносил полные сумки продуктов. Произвел замеры лестницы, чтобы установить перила.
Баба Люся не знала, куда себя деть от радости, а потому все чаще навещала родственников и знакомых, восторженно делясь с ними привалившим счастьем. Но те лишь кивали и виновато улыбались, будучи уверенными, что такого ирода, как Налик, не исправит уже ничего, а эти перемены сродни очередной прихоти избалованного парня. Но бабка моя, овеянная чарующим сиянием надежд, не замечала их лисьих ухмылок и ерзающих в неверии глаз. Ей казалось естественным и справедливым, что весь мир также разделяет с ней эту радость, радость вновь обретенного сына.
Несмотря на общий скепсис родственников и соседей, Налик не отходил от своих начинаний. Все силы, разрушавшие его прежде, теперь были брошены на стройплощадку самосовершенствования. На серых щеках Налика заиграл робкий румянец здоровья.
Не отставая от коллектива, дед Асатур продолжал фыркать и уверять супругу в том, что «он нам голову морочит! Я это точно знаю!» При этом не забывал привести в пример какого-нибудь соседского мальчика, который «всегда родителям помогал, а не после двадцати лет!»
Мужнин гнев не трогал мою бабку. Ее счастье нежно теплилось в непроницаемых для ненависти камерах материнского сердца, и слова мужа, достигая ее ушей, не достигали сознания. Лишь бабушкины подруги, нянчившие Налика, да дядя Лева радовались этим переменам, поздравляли бабушку и всячески ободряли.
Тем временем Машенька с семьей все чаще захаживали в гости к бабушке. Бабушка и Налик пару раз совершили ответные визиты. Спустя некоторое время Налик уже встречал Машу из института и провожал ее до дома, а вскоре после этого она сама заходила к нему на чай или просто поболтать.
В округе заговорили.
Спустя год после первого знакомства Маша и Налик уже были неразлучны, разве что спали порознь. Налик нуждался в ней, как в воздухе, весь мир стал для него ею. Наконец, он решился поговорить с родителями Маши о женитьбе. И родители дали свое согласие Налику, который, сильно смущаясь, книжным языком выпрашивал у них разрешения взять их единственную дочь себе в законные супруги. Испросив согласия дочки, которая уверенно кивнула, они дали свое.
Народ, хотя и не мог не заметить перемен в Налике, все же отказывался верить, что родители Маши дали свое согласие.
– Змею пригрели на груди! – восклицали местные праведники.
– Шапку с красными углями надевают! – причитали