Прокурор Брише. Эжен Шаветт
с товарищами, я почувствовал, что голова моя отяжелела, но все еще был в состоянии найти дорогу домой, мысленно повторяя, что надо идти направо и, пройдя Два Моста, я попаду на свою улицу. Вы по этому можете судить, что голова моя была еще достаточно свежа, но, к несчастью, вечер был очень холодный, а вам, конечно, известно, какое действие производит холод на разгоряченную голову.
– Так это было зимой? – прервал судья, внимательно слушавший рассказ молодого человека.
– Да, я помню даже, в каком месяце, – это было накануне Масленицы.
– И два года назад? – внезапно вскричал судья.
– Да, в семьсот одиннадцатом году, – подтвердил Лозериль после минутного колебания.
При этом ответе Колар вздрогнул, а Полина выронила свою работу – в эту именно ночь и исчез Брише.
– Что с вами? – спросил Лозериль, пораженный странным видом своих слушателей.
И, повернувшись, чтобы посмотреть, какое действие произвел его рассказ на находившихся сзади, он увидел тот же полный ненависти взгляд, каким Аврора встретила его; она уже не сидела в задумчивой позе, а выпрямилась и, крепко стиснув пальцы на ручках кресла, с угрозой устремила на Лозериля свои большие темные глаза.
«Что я сделал этой женщине?» – спрашивал себя молодой человек, сразу почувствовавший ненависть Авроры к себе.
Капитан, заинтересованный с начала рассказа, теперь крепко заснул; судья первый пришел в себя.
– Извините, господин Лозериль, – сказал он, – но ваш рассказ напомнил нам одну грустную историю, случившуюся именно в тот день.
– Если я упомянул о времени, то чтобы показать вам, что именно холод имел дурное влияние на меня.
– Потрудитесь продолжать, – сказал де Бадьер.
– Входя на мост, я еще хорошо соображал, но, когда перешел через него, уже не помнил, что я и где я. В этом не было большой беды, так как мне надо было идти все время прямо, но, дойдя до угла, по странной прихоти подгулявшего человека я вздумал отдохнуть и, усевшись на тумбу, начал было засыпать. Резкий ветер заставил меня открыть слипавшиеся глаза. И тогда-то я увидел странное зрелище: почти прямо на меня шел человек, не производя ни малейшего шума, потому что был без обуви, и нес на спине что-то длинное и, должно быть, тяжелое, потому что совсем согнулся под своей ношей.
– С какой стороны он шел? – спросил судья, прерывая рассказчика.
– Не могу вам сказать, я заметил его только тогда, когда он уже был на углу.
Полина, взволнованная и не понимавшая причины своего беспокойства, слушала с усиленным вниманием. Колар же, сидевший у дверей, незаметно приблизился и, казалось, ловил каждое слово; одна Аврора была совершенно спокойна и пристально смотрела на Лозериля.
– Продолжайте, пожалуйста, – обратился к рассказчику судья.
– Человек с ношей не мог заметить меня – я был весь в черном и сидел неподвижно, – но мне вдруг пришла в голову самая дикая мысль, какая только может появиться у пьяного. – Лозериль помолчал, улыбаясь. – Да, это была именно нелепая мысль, при одном воспоминании о ней мне делается