Розы и тернии. Николай Николаевич Алексеев
хлебушки, родной… Подожди, потерпи, касатик! авось, утрешком раздобуду… – ответил ему Иван.
– Ай-ай, как есть охота!.. – жалобно протянул ребенок и снова было прикурнул, но вдруг опять поднял голову и воскликнул: – А ты б, тятя, у Кузьмича хлебушки попросил. У него есть!
– Не даст Кузьмич… – пробормотал отец.
– Тятя! Подь попроси! – дружно поддержали просьбу Миколки его сестренка и два братишки, тоже вынырнувшие из-под лохмотьев, услышав, что речь ведется о хлебе.
– И впрямь, Иванушка, поди попроси… – промолвила хозяйка.
– Знаю я Кузьмича, сквалыга он, не даст!..
– Тятя, добудь хлеба!
– Неужели и для праздника завтрашнего откажет? Знахарь он, ведун, а все ж крест на шее носит. Глянь на ребятишек – подвело их совсем от голодухи.
– Не даст… Лучше обождать до утра. Авось, Бог пошлет.
– Не можно ждать! Помрем, кажись, так-то!.. – вопили дети.
– У суседей бы призанять, – сказал Иван.
– У кого? Я уж днем всех обегала – голодуха не лучше нашего… Поди к Кузьмичу-то…
– Я не прочь, а только… Э! была не была! пойду! Кинусь в ноги ему, молить буду… Ужли сердце его не тронется? – решительно проговорил хозяин.
Миколка вскочил со своего ложа и захлопал в ладоши.
– Тятька хлеба добудет! Ай, любо!
– Погодь, милый, добуду ль еще… – с грустной улыбкой заметил отец.
– Добудешь, уж я знаю! Ты всегда так говоришь: «Не добуду», а сам, глядь, и притащишь! – весело кричал ребенок.
Пленительная мысль о хлебе оживила детей; они заговорили все разом, торопили отца…
– Молитесь, ребятишки, чтоб Бог хлеба послал, – проговорил Иван и, накинув на свое длинное, тощее тело обрывок овчины, имевший очень отдаленное сходство с кожухом, перекрестясь, вышел из хаты.
– Родные! Помолитесь, как тятя сказывал, – промолвила мать.
Опустились дети на колени, часто-часто их худенькие ручки начали творить крестное знаменье, и маленький Миколушка лепетал:
– Боженька! Пошли нам хлебушки!
Иван между тем торопливо шел к избе знахаря Кузьмича. С дороги он не боялся сбиться, несмотря на темноту, – он знал ее хорошо, кроме того, изба ведуна была недалеко.
«Даст ли, старый, хлебушки? – думал Иван. – Хоть бы краюшечку заплеснелую… Все детки отвели бы душу… Бедные мои, горемычные! Буду в ногах у него валяться, слезно молить… Поверну на милость его сердце… Ужли не даст? даст, даст! – почти с уверенностью подумал Иван, забыв, как несколько минут назад был твердо уверен в противном. – Даст! Бог пошлет для детушек!».
И несчастный мужик решительно постучался в дверь избы Кузьмича.
Тихо в избе Ивана. Лучина догорает, но хозяйка не думает вставлять в светец новую. Задумалась она, низко уронив на грудь голову. Дети присмирели. Они ждут, напряженно прислушиваясь к каждому шороху, не отец ли идет. В их представлении появление отца связывалось с появлением хлеба. Они не сомневались,