Между ангелом и волком. Дарья Вильке
завтра будет праздник:
смех, веселье там и тут.
В этот день восторг и радость
Сами в дом к тебе придут.
Ночку подождать всего,
а назавтра – Рождество![1]
Так поют перед самым праздником в Городке Ц., когда выпекают охряные пряники и покрывают их белой лимонной глазурью, когда ставят ёлки и приносят с ними в дома запах хвои и свежих хмелевых шишек, когда открывают последние окошки адвентского календаря, чтобы увидеть нарисованного младенца Христа или ангелов в золоте.
«Ночку подождать всего, а назавтра – Рождество!» – бормочет себе под нос Вольфи.
И почему оно всегда так – ждешь-ждешь, готовишься. Каждый день просыпаешься с мыслью: а ведь праздник скоро. И от этой мысли щекочет где-то в животе, посередке, рядом с сердцем. Мама закрывает двери в гостиную – не ходи туда до праздника, Вольфи, потому что за ней стоит елка с желтыми свечами, каждая в маленьком металлическом блюдечке, для воска. Под елкой – подарки в разноцветной бумаге, а на комоде – ясли: Иосиф, волхвы, дева Мария и младенец Христос в разноцветных одеждах, вырезанные из липового дерева другом детства дяди Вильфрида, который живет где-то далеко, за горами, за границей. Он так хорошо их вырезал из мягкой древесины, что у младенца видны все пять деревянных растопыренных пальцев на пухлой руке.
И ходишь каждый день мимо этой двери – каждый раз затаив дыхание, будто если дышать, дверь сама откроется и секретам конец.
А потом – рраз! – и от Рождества уже ничего не остается, кроме конфетных оберток и маминого подарка, потому что, конечно же, никакого Николауса не бывает, а на подарки зарабатывает мама в скотобойне Родла.
«Мам, а в этом году опять будем у дяди Вильфрида справлять?» – спрашивает каждый год Вольфи.
Первое «взрослое» Рождество – ему было пять лет – они провели в доме на улице Сахарная Мельница. Он до сих пор помнит огромную елку – до потолка, увешанную прозрачными шарами с нарисованными домиками и зверями, натертые воском полы – до блеска – и накрытый в обычно запертой «крестьянской горнице» стол. Блюдо посередине стола с огромным гусем в поджаристой шкурке. И жарко протопленные комнаты – не то что у них зимой.
А мама отводит глаза и нарочито спокойным голосом отвечает: «В этом – нет. Может быть, в следующем. Не каждый же год справлять одинаково». Но этот обещанный следующий год отчего-то никак не приходит.
Рраз! – и наступают Мрачные ночи да зачарованные дни, время от Рождества до праздника Трех королей в январе, когда по свету рыщет нечистая сила. Например, госпожа Берхт, про которую рассказывала Вольфи тетя Виола.
Тетя Виола рассказывает, как поет. Когда Вольфи был маленький, он с ногами забирался на стул у огромной плиты и смотрел, как тетя Виола печет рождественское печенье: маковое, шоколадное, бисквитное с морковными цукатами и его любимое – «глазастое». У него в середке – колодец, со дна до самого верху наполненный абрикосовым джемом, а бока посыпаны пудрой, белой, как снег. Рождество без печенья тети Виолы – не Рождество.
Тетины