Песни невозврата. Евгений Клюев

      Сказать, что много есть чего сказать,

      но не скажу, ибо не будет проку, —

      так это лучше вовсе промолчать,

      не затевать строку или абзац,

      не предаваться более пороку

      хождения в народ или в печать.

      Хотя ведь из краёв, где я живу,

      в народ не ходят, а в печать – тем паче:

      другие здесь, высокие, задачи —

      не тронуть ветку, не примять траву,

      не сдвинуть камень, не стряхнуть росу

      и паучка не тронуть на весу.

      Когда-нибудь потом, упав ничком,

      я стану веткой, камнем, паучком,

      комариком из здешнего болотца:

      пути судьбы чудесны и кривы —

      и милый странник, не примяв травы,

      посмотрит на меня и улыбнётся.

      Никто не возвращается к себе:

      пункт А не существует в пункте Б,

      и что ни пункт – то новая утрата.

      Но каждый раз рискуя головой,

      ты празднуешь последний праздник свой —

      волшебный, вечный праздник невозврата.

      Мне надо всё уже переводить —

      не потому, что плохо помню глоссы,

      а потому что… новые колоссы

      и каждый день – очередной вердикт.

      Я сдался, мне уже не разобраться,

      где что у вас – особенно где братство.

      Я путаюсь в словах и словарях,

      я больше никакой не собеседник,

      я заблудился весь в моих осенних

      годах и мыслях, словно твой варяг —

      веками путешествующий в греки,

      заворожённый музыкой навеки.

      Простите всех, идущих стороной,

      простите всех, кто не идёт за вами

      и кто неподходящими словами

      смущает без нужды ваш рай земной:

      они исчезнут вместе с прочей скверной —

      как морок, как слуга ваш непокорный.

      А то ведь как… в краю покорных слуг,

      где каждый знает, что почём и сколько,

      где всё путём, где без сопливых скользко,

      где в будущность несётся грозный струг,

      возврат есть часть сценария измены:

      все прокляты, все квиты, все забвенны.

      Нам лучше друг без друга.

      Мой поход —

      он продолжается уже не год,

      не три, не пять, хоть, в общем, и не эру…

      но говорю я это так, к примеру,

      не вызывая никого к барьеру,

      особенно – забывчивый народ.

      Кто принял то, что я не смог принять,

      и принимает всё это опять, —

      они устали и хотят покоя:

      их надо пожалеть и всё такое,

      а странникам, как сам я, с их тоскою,

      не место там, где их отец и мать.

      Им место там, где больше нет родства,

      где облака, деревья и трава

      живут, хоть и все вместе, но поврозно,

      где думать больше не о ком и поздно

      хозяйничать, поскольку жизнь бесхозна —

      и бесполезно подбирать слова.

      Они везде, куда ни бросишь взгляд,

      разбросаны по