Дело о пеликанах. Джон Гришэм
требовали от него ставить в счет шестнадцать оплаченных часов. Ему было сказано, что если в течение следующих десяти лет он будет работать за двоих, то годам к тридцати пяти сможет стать компаньоном.
Каллаган хотел пожить еще и после пятидесяти, поэтому он оставил частную адвокатскую практику, получил степень магистра права и стал профессором. Он спал допоздна, работал по пять часов в день, время от времени пописывал статьи, а основную часть времени посвящал удовольствиям. При отсутствии расходов на семью, которой у него не было, его зарплата в семьдесят тысяч оказалась более чем достаточной для того, чтобы иметь двухэтажный коттедж, «порше» и сколько угодно спиртного. Если умереть придется рано, то это случится от виски, а не от работы. Пришлось кое-чем и пожертвовать. Многие из его приятелей по юридической школе стали компаньонами в крупных фирмах, занимали солидное положение и имели полумиллионные доходы. Их клиентами являются высшие должностные лица из «ИБМ», «Тексако» и «Стейт фарм». Они знаются с сенаторами и имеют конторы в Токио и Лондоне. Но он не завидовал им.
Одним из его лучших друзей со времени юридической школы был Гэвин Вереек, также расставшийся с частной практикой и перешедший на государственную службу. Вначале он работал в Управлении гражданских прав министерства юстиции, а затем был переведен в ФБР. Теперь он занимал должность специального советника директора. В понедельник Каллагану предстояло участвовать в конференции профессоров конституционного права в Вашингтоне. Он и Вереек планировали поужинать и хорошенько выпить в этот день вечером.
Каллагану необходимо было позвонить ему и убедиться, что их ужин и пьянка состоятся, а заодно выведать, что у него на уме. Он набрал номер по памяти. Вызов долго ходил по линиям, и через пять минут Гэвин Вереек был у телефона.
– Давай побыстрее, – сказал он.
– Рад слышать твой голос, – проговорил в трубку Каллаган.
– Как дела, Томас?
– Время десять тридцать. Я не одет. Сижу здесь, во Французском квартале, пью кофе и наблюдаю за прохожими на Дофин. А что делаешь ты?
– Что за жизнь! Здесь уже одиннадцать тридцать, а я не уходил из кабинета с тех пор, как они нашли тела во вторник утром.
– Мне просто дурно, Гэвин. Он назначит двух нацистов.
– Конечно, я не могу комментировать такие дела. Но я подозреваю, что ты прав.
– Подозревай мой зад. Ты уже видел список его кандидатур, Гэвин? Вы, ребята, наверное, уже проверяете их биографии, не так ли? Давай, Гэвин, ты можешь сказать мне. Кто в этом списке? Я никогда не проболтаюсь.
– Я тоже не проболтаюсь, Томас. Но я уверяю тебя, что твоего имени там нет.
– Я убит.
– Как подруга?
– Которая?
– Ладно, Томас. Так как она?
– Она красивая, и умная, и мягкая, и нежная, и…
– Продолжай.
– Кто убил их, Гэвин? Я имею право знать. Я налогоплательщик и имею право знать, кто убил их.
– Как теперь ее звать?
– Дарби. Кто убил их и почему?
– Ты