Бояре Стародубские. На заре (сборник). А. В. Щепкина
сказали, что и нас всех в лапти они обуют, коли отымут у ляхов, – говорили другие.
– Так же врет народ, пугает! – толковал женщинам приземистый малоросс, стоявший в толпе между ними.
– Известно, паны, так и обуты! – заметил худой и длинный, с черными, как угли, глазками крестьянин с недовольным лицом. – Не то худо, что в лаптях они ходят, а то худо, что воевод своих к нам посылают.
– Болтай больше! А своих панов позабыл? – живо заговорила рядом с ним стоявшая баба. – Кто тебе шрам-то прописал через всю маковку? А и убил бы, так никому бы не ответил! А их воевода ж за кажну христианскую душу в ответе будет, – быстро отчитывала смуглая, сухощавая женщина, все мускулы которой шевелились заодно с вылетавшими у нее словами.
– Вот, жинки, кланяйтесь да скажите спасибо пану болярину, чуть було не убил за вас татарина, да живьем его взял! – шутливо вскрикивал перед толпой Пушкарь.
В толпе послышались одобрения и басом и визгливыми голосами женщин. Алексей и слышал и видел все как сквозь сон, опьяненный долгим вдыханием зимнего степного воздуха и разнообразием впечатлений; к тому же он чувствовал сильную боль в ноге и тяжесть в голове; убаюканный теперь и тихой ездой, и внезапно наступившими сумерками, он вслушивался в звонкие голоса и улыбался и толпе, и своему провожатому, не говоря ни слова; все молча достиг он, наконец, избы Пушкаря.
– Приехали, слава тебе Господи! Слезай с коня да иди отдыхать, болярин, – говорил Пушкарь, отворяя еще не запертые на засов ворота своего двора. Алексей въехал во двор, в котором, казалось, было много клетей и навесов, но не видно было ничего живого, кроме высокого и лохматого пса, вышедшего навстречу хозяину и мирно пропустившего Алексея, будто чуя, что он попал в милость; Пушкарь помог Алексею сойти с коня и постучался в окно своей хаты; невысокая женская фигура отворила дверь избы, и в полумраке сеней блеснули ее глаза и высокий белый лоб.
– Посылай нам Василя, та швыдче! – крикнул Пушкарь.
Из дверей избы вынырнул сухонький малый, лет семнадцати, и ждал приказаний, робко взглядывая то на Пушкаря, то на Алексея.
– Бери панского коня, дай ему корму. Да крепко запирай ворота: татаре недалеко от поселка… – сообщил Пушкарь.
Мальчик покосился как-то в сторону при имени татар и, нагибаясь, нырнул с крыльца, убегая исполнять приказание хозяина; сквозь отворенную дверь на входящих пахнуло теплым паром, и пламя горевших в печи сучьев осветило их лица.
– Здоровы були! – проговорила, встречая их, поднявшаяся со скамьи старуха. – Кого-то нам Бог посылае? – спросила она мягко; в голосе слышалось желание ласково принять гостя.
– Бачишь, що то не з Польши, а з православной стороны гости! Как тебя звать, болярин? – отнесся старик к Алексею с вопросом и поклоном.
– По имени зовусь Алексеем, а родом из бояр Стародубских, – назвал себя Алексей.
– То гарна кличка! – мягко смеясь, залепетала старая Олена, жена Пушкаря. – От старого дуба молодая ветка! Благослови ж вас,