Все оттенки черного. Татьяна Степанова
и обеих ног». Ему лишь недавно сняли гипс. И теперь он начал «заново учиться ходить, как младенец», как сам пошутил в разговоре.
Колосов представился. Белоконь, тяжело опирающийся на свою подставку, для дополнительной страховки прислонился спиной к стене.
– Вы по поводу смерти Леры? Я знаю уже, мне позвонили с работы, – сказал он вполне спокойно. – Меня, однако, удивляет, что к бедной девочке милиция и прокуратура проявляют такой повышенный интерес.
– У нас появились основания для такого интереса, Виктор Сергеевич. – Колосов оглянулся. – Быть может, мы присядем? Вам трудно стоять. А мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Прошу вас. – Белоконь указал на стул у кровати. – Что до меня, мне нужно… – Тут он и произнес с легкой ноткой шутливости в голосе ту фразу про «младенца». И Колосову сразу стало как-то не по себе. Белоконь был человеком умным, более тридцати лет, как было сказано в его характеристике, «безупречно проработавшим на дипломатической службе». Он, безусловно, знал, что именно и каким тоном уместно говорить в той или иной ситуации. И если он счел, что после первых же слов о смерти своей приемной дочери можно вот так шутливо улыбнуться, бравируя, то…
Колосов вспомнил: то же самое неприятное ощущение было у него и при общении с Еленой Львовной Ачкасовой. Метаморфоза чувств. И вот, соприкасаясь с семьей Сорокиных, он словно бы снова сталкивался с этой пока еще непонятной для себя материей.
– Ваша приемная дочь Лера Сорокина умерла от токсикоза. Причиной ее смерти стало отравление. Это выяснила и подтвердила проведенная экспертиза, – сказал он сухо.
– Наркотики? – Белоконь, прищурившись, смотрел в окно, хотя непонятно, что он видел там через решетку жалюзи.
– Нет. А что, она разве была наркоманкой?
– Она была психически больной.
– Я знаю. – Колосов чувствовал, что спокойный, холодный тон давался ему все с большим трудом. – Но мы обнаружили в ее теле следы токсического вещества совсем иного происхождения.
– Значит, она покончила с собой? Что-нибудь выпила, да? Косте следовало бы лучше присматривать за ней. В конце концов, мог нанять платную сиделку. Где это с ней случилось? Дома, на квартире?
– Нет, на даче. В Май-Горе.
– А-а… – Белоконь половчее перехватил руками подставку. – Когда похороны?
– Я думаю, ваш приемный сын поставит вас в известность об их времени и месте.
– У меня нет сына.
Колосов посмотрел на собеседника. Белоконь по-прежнему не отрывался от окна. Но в смуглом, желчном лице его что-то изменилось.
– Как долго вы прожили с ними? – Колосов знал, что надо не впадать в эмоции, не задавать вопросы этому человеку таким вот тоном. Но сдерживался уже с трудом. – Кроме вас, ведь у них не было другого отца.
– Это вам Константин сказал?
– Так как долго вы знали семью Сорокиных?
– С их матерью я познакомился в семьдесят пятом году. Мы зарегистрировали