Поиски национальной идентичности в советской и постсоветской массовой культуре. Кирилл Королев
«негативной идентичности» (распространения в коллективном знании идеологемы «врага» – когда социальная группа объединяется по признаку «мы против кого-то» или «кто-то против нас»106) и на основе «патриотизма отчаяния» (термин С. А. Ушакина, который полагает травму, психологический опыт потери, идентификатором различных форм сообществ постсоветского социума107); в массовом искусстве, прежде всего в литературе и в сетевой культуре, эти стимулы нашли свое выражение в возникновении и развитии направления «компенсирующей беллетристики» и «компенсирующей публицистики».
В совокупности эти факторы способствовали началу формирования новой социокультурной идентичности современного русского; данный процесс далек от заверения – насколько вообще возможна фиксация столь динамичного концепта как осознание идентичности, – однако его активная «банализация» в современной российской массовой культуре является свидетельством постепенной кодификации признаков новой идентичности.
Подчеркнем, что речь идет именно о социокультурной идентичности. В отличие от так называемых традиционных – или очевидных, в терминологии П. Бергера и Т. Лукмана108 – идентичностей (этнической, гендерной, гражданской, профессиональной и пр.) эта идентичность подразумевает существование общего семиотического пространства принадлежности к конкретной культуре – причем в широком понимании последней, от классических образцов «высокого искусства» до откровенно китчевых продуктов «низового» масс-культа, причем в это пространство включаются не только результаты собственного «духовного» производства, но и плоды иных культурных идентичностей, усвоенные, ассимилированные данной культурой и ставшие ее артефактами. Социокультурная идентичность охватывает комплекс представлений – ценности, традиции, веру, язык, систему социальных институтов, искусство и т. д. Метафизически и метафорически такая культурная принадлежность рефлексируется как «национальный дух», а в массовой культуре репрезентируется «национальными» формулами массового искусства. Чем шире «зона притяжения» этой идентичности, чем активнее рационализируются механизмы соответствующей идентификации, тем больше оснований говорить о рождении / возрождении в социуме культурного национализма.
В декабре 2014 года в рамках Международного культурного форума в Санкт-Петербурге прошла панельная дискуссия «Геополитическое значение литературы и ее распространения в мире». Сама постановка вопроса, понимание литературы как одного из элементов «мягкой силы», рассуждения о русском национальном характере и традиционных русских ценностях, отражаемых литературой, как классической, так и массовой109 – все это показывает, что культурный национализм укрепляет свои позиции в современном российском обществе.
Сразу оговорюсь,
106
О негативной идентичности в постсоветском обществе см.:
107
108
109
Концепцию «мягкой силы» сформулировал американский политолог Дж. Най, который видит в ней «способность получать желаемое при помощи привлекательности». См.: