Любовники. Юлия Добровольская
26 мая 1970 года». В следующем учебном году придётся брать эту газету в читалке и писать какой-нибудь реферат по материалам съезда…
Дина стояла и смотрела на вечерний город, на людей, идущих по улице, на светофор, весело и быстро сменявший один за другим свои яркие цвета – и, казалось, ни о чём не думала. То есть, она не думала о чём-то определённом: мысли просто появлялись ниоткуда и исчезали в накатывавших из глубины её существа волнах не поддающегося описанию чувства… Назвать это чувство чем-то определённым было трудно.
Нечто похожее Дина испытала, когда увидела свою фамилию в списках зачисленных в институт.
Конечно, она была счастлива. Ведь позади остались и напряжённая подготовка с бессонными ночами, и переживания перед каждым экзаменом: что попадётся в билете? – и после него: что поставила комиссия, и хватит ли на проходной балл?..
Но к удовлетворению и подъёму диссонансом примешивались и растерянность перед новой, совершенно самостоятельной, жизнью в чужом, большом городе – ведь больше не будет рядом мамы, которая вовремя разбудит, приготовит поесть, проследит за уроками и одеждой; и сомнение в правильности выбора будущей профессии – ведь то, что знала о ней Дина, было лишь обложкой книги, вовсе не говорящей о её содержании, или говорящей лишь поверхностно; и понимание, что сделан очень важный шаг, для отмены которого, в случае чего, потребуется не меньше усилий, а может, даже больше.
Радость, сомнение, смятение…
Вот и сейчас… Конечно, многие девчонки – как и тогда, кстати – отдали бы, что угодно, лишь бы оказаться на её месте. Но то ли это, что нужно Дине? И что потом?..
Радость, сомнение, смятение…
Да, ей нравился Константин Константинович.
И не только как незаурядный преподаватель: с его занятий, будь то лекции или семинары, даже не самые усердные студенты уходили с неохотой.
И далеко не только своей яркой наружностью – хотя, при всей её яркости, было что-то неуловимое и в образе, и в манерах, подобное патине на поверхности полированного серебра, что придавало этому внешнему блеску налёт благородства.
И не только чувство юмора Константина Константиновича нравилось Дине: если уж он рассказывал анекдот или употреблял шутку, это были умные и тонкие шутки и анекдоты, он ни разу не позволил себе скользкой двусмысленности, какие позволяли другие преподаватели в расчёте на популярность у студентов и звание своего парня.
И не только его эрудированность, которую он не выпячивал, а применял исключительно по назначению: для расширения кругозора своих подопечных.
Константин Константинович нравился Дине. Но ей бы в голову не пришло мечтать о нём как о близком друге. А тем более – как о… как о мужчине.
Но почему же тогда она здесь?.. Её пригласили в кино. Её пригласили на свидание – впервые в жизни. Не кто-нибудь… не студент-однокашник и даже не старшекурсник…
А может, он пошутил? Пригласил и наблюдает откуда-нибудь