Дар шаха. Мария Шенбрунн-Амор
легкое раздражение, хотя вслух никогда бы не признался, что способен на такую детскую ревность. Впрочем, будь лысый Патрик хоть на фут выше и избавься он от этих смешных усиков, не исключено, что я бы легче отнесся к его присутствию в жизни матери.
Вслух я всегда горячо уверял ее, что она должна поступать так, как лучше для нее. Она слушала, играла кулоном, заправляла короткий черный локон за ухо, виновато смотрела мимо и уверяла, что замуж не собирается. Ей хорошо так, как есть, она привыкла быть одна. Я понимал ее: я и сам чувствовал то же.
– Это не Патрик.
Я пожал плечами:
– В любом случае это кто-то, у кого имеются ключи.
– Да у кого же? Кроме меня и Патрика, полная связка только у тебя.
Консьерж подтвердил, что ни Патрик, ни Бонита сегодня в дом не входили. Судя по книге посещений, куда записывают всех посторонних, с утра в здании даже гостей ни у кого не было. Двое посыльных оставили пакеты у консьержа, а в лифт заходили только жильцы. Мать нервничала, я пытался ее успокоить:
– Мам, ты в последние дни оставляла где-нибудь свою сумку? Имею в виду в таком месте, где из нее могли вытащить ключи? В приемной врача или на вешалке в парикмахерской?
Она покачала головой:
– Нет, точно ничего такого. Моя сумка всегда при мне.
Она сидела на диване, поджав ноги, и казалась такой маленькой и хрупкой, что мне стало стыдно оставлять ее здесь одну. Я немного поколебался и исполнил долг преданного сына: предложил ей переехать ко мне на некоторое время.
Она обхватила подушку, помотала головой:
– Серьезно, Сашенька, зачем? Ты целыми днями на работе. Что я там буду делать?
– А здесь что?
– Ты смеешься? Здесь у меня вся жизнь расписана по часам. Завтра в полдевятого йога, потом я встречаюсь с Нэнси. И Ханк. Ханк страшно отомстит тому, кто сдвинет его с родного дивана. Мы с ним любим стабильность и независимость. Нет, нет, нет.
Ханк, огромный, пушистый, жирный черный котяра, мамин любимец и повелитель, действительно никак не намеревался куда-либо перемещаться. Пришлось предложить самому переночевать у них с Ханком, но мать только замахала руками и отчаянно затрясла головой. У нее это означало категорический отказ, и все-таки я обреченно настаивал. Чем меньше мне хотелось провести ночь на узком диване с мстительным Ханком под боком, тем яснее я понимал, что это мой долг. К счастью, щелкнул замок, и на пороге появился Патрик с сырами и вином, как записной ловелас.
Я внимательно следил, как он воспримет новость о взломе и пропаже писем. Как бы мать за него ни заступалась, у него мог быть мотив. Да, он закрыл свою лавку пару лет назад, но продолжал торговать персидским антиквариатом через разные сайты и был заинтересован в вещах, связанных с Ираном. Он мог не знать, что у матери давно не осталось ничего ценного – такого, что можно выставить на продажу. Наверное, я плохой физиономист: Патрик показался мне искренне недоумевающим.
Впрочем, каким бы плохим физиономистом я ни был, одного взгляда на мать