Дар шаха. Мария Шенбрунн-Амор
и вышел с бутылкой Barbera d’Alba на заднюю террасу. Бассейн обрушивал нагретые закатным солнцем воды в расстилающуюся за домом долину. Свиристели и чирикали птицы, от невидимых соседей доносились запахи барбекю и далекий смех. Редкий спокойный вечер. Я скинул одежду, прыгнул в бассейн и постарался забыть обо всех неприятностях. Завтра меня ждет день в больнице, и там их непременно окажется больше, чем хотелось бы.
Первым в операционную ввезли Берни Дженкинса: семьдесят лет, тяжелые травмы, в сознании. В шесть утра фермер полез по приставной лестнице на крышу и упал. Головная травма, но трепанацию черепа я отменил – четкого источника кровоизлияния нет, пока остается только мерить внутричерепное давление.
Вдобавок у Дженкинса были переломаны ребра. Меня насторожили бледность и холодный пот пациента. Померили давление – 80 на 40, пульс 125. Я потребовал УЗИ. Так и есть, кровотечение в брюшной полости. Вскрыл живот, вынул селезенку, зашил. Только выдохнул с облегчением – новая напасть: старик не просыпался. Оставалось послать его на компьютерную томографию головы.
Следующим ввезли мальчика с саркомой. Худенький, лопоухий Томас выглядел младше своих восьми лет. Я как взрослому пожал ему ладонь, представился, пытался шутить, напустил на себя дурацкую профессиональную бодрость. Все, только бы мальчишка не почувствовал мою растерянность: мне операции на детях всегда даются тяжело, а тут еще родители, свидетели Иеговы, наотрез отказались давать разрешение на переливание крови. Хотелось схватить этих людей за грудки, затрясти, заорать: «Вам что, собственного сына не жалко?» По заплаканным лицам, по тому, как они непрестанно молились, я видел, что жалко. Пришлось срочно менять план операции, чтобы по возможности избежать кровотечения. Теперь все пойдет в три раза дольше.
Пока мальчика готовили, я воспользовался короткой передышкой и спустился в кафетерий за чашкой двойного эспрессо. Через минуту ко мне подсел Джахангир Ансари, пластический хирург. О нем я знал только, что он перебрался в Штаты из Тегерана.
– Искандер-джан, случайно слышал ваше интервью. Оказывается, мы с вами некоторым образом земляки.
– Кажется, это интервью сделало меня знаменитым!
– Еще бы! «Радио Фарда» слушают везде, где говорят на фарси, даже в самом Иране. А в Эл-Эй тем более, здесь нас больше ста тысяч.
Я кивнул. Клиника частной практики, в которой я был партнером, находилась в Беверли-Хиллз, здесь каждый третий – выходец из Ирана. Недаром Лос-Анджелес прозвали Тегеранжелесом.
Ансари подмигнул:
– Буду гордиться, что предок моего русского коллеги был доверенным лицом шахиншаха Пехлеви. Эх, будь у меня даже малая часть шахских сокровищ, я бы давно отказался от ночных дежурств!
Даже я краем уха слышал легенды о вывезенных шахской семьей деньгах.
– Джахангир-джан, надежнее всего скрывать иранские миллиарды под личиной рядового трудяги-хирурга.
Нас прервал звонок из полиции: полицейский