Культурные индустрии. Дэвид Хезмондалш
бизнеса в целом, создавая контекст, в котором стимулируется потребление, а удовлетворение связывается с приобретением товаров, опять же посредством рекламы и маркетинга. Однако не так очевидно, что нерекламные сообщения тоже поддерживают бизнес-среду. Многие тексты прославляют эгоистическое потребление как средство достижения счастья, но некоторые все же ставят другие ценности выше приобретательства. Когда интересы бизнеса ставятся выше интересов людей как граждан и работников, это ведет к ухудшению трудовой жизни, окружающей среды и личных отношений. Самый сложный вопрос заключается в том, защищают ли тексты интересы бизнеса и господствующего социального класса, поддерживая политическую и экономическую стабильность и отвлекая от прогрессивных социальных изменений. Я рассматриваю смешанные свидетельства, относящиеся к этому вопросу, в главе X. Любой рост тенденции к усилению поддержки этих интересов в культурных индустриях, очевидно, окажет негативное действие.
Ясно, что текстуальные продукты культурных индустрий не возникают в чистом виде в результате сознательных попыток собственников и руководства защитить собственные интересы. Здесь действует множество посреднических и произвольных факторов. Сложные системы современного коммерческого производства порождают множество непреднамеренных последствий. Так, например, возможно, что внимание предприятий в сфере культурных индустрий к рыночной сегментации в интересах получения прибыли способствует социальной фрагментации, но такая фрагментация необязательно отвечает интересам этих компаний. В главе X я исследую вопросы социальной справедливости и служения интересам в следующих аспектах:
• реклама, продвижение и коммерциализация;
• политика развлечений;
• новые новости;
• социальное фрагментирование и рыночная сегментация.
Вопрос, являющийся определяющим в этой главе: действительно ли культурные индустрии все больше служат собственным интересам и интересам богатых и власть имущих в обществе?
Мой основной тезис в данной главе заключался в том, что комплексно-профессиональная форма представляет новую эру в культурном производстве, возникшую в начале XX века и консолидировавшуюся к его середине. Если это так, то один из способов отличить фундаментальные преобразования от поверхностных изменений в культурных индустриях с 1980 года (учитывая при этом преемственность) – это задать следующие вопросы. Возникла ли в период с 1980 года совершенно новая эра культурного производства или эти изменения представляют собой сдвиги внутри комплексно-профессиональной эры? Эти вопросы являются доработкой центрального вопроса книги, намеченного во введении. В этой главе эти широкие вопросы разбиты на более простые, перечисленные в табл. II.1. Тем самым закладывается фундамент для оценки изменений и преемственности во второй и третьей частях книги. Однако прежде чем отвечать на эти вопросы,