Мой Рагнарёк. Макс Фрай
утопали в роскошных садах. Среди мокрой пахучей листвы пестрели аккуратные одинаковые таблички, оповещавшие меня, что сия соблазнительная недвижимость «сдается» или «продается», – вторая надпись попадалась несколько чаще. За все утро я не встретил ни единой живой души. Если бы кто-то сказал мне, что такое возможно, я бы ни за что не поверил. В финале бесцельных блужданий я совсем одичал и почти перестал соображать, кто я такой и на кой черт меня сюда занесло. Мои ощущения свидетельствовали, что я все еще существую, но вряд ли в качестве полноценной человеческой единицы. Скорее уж я был просто точкой на плоскости. Точкой, через которую можно провести бесконечное количество прямых, – эта дурацкая, но обнадеживающая аксиома из школьного учебника геометрии всплыла в моем сознании и тут же благополучно погрузилась обратно, на дно, в темный, вязкий ил пассивной памяти.
Наконец точка снова стала человеком. Я огляделся и понял, что мои мудрые ноги совершенно самостоятельно, не дожидаясь команды сверху, вынесли меня на широкую улицу, которая вполне могла считаться обитаемой. В центре проезжей части деликатно позвякивали темно-зеленые вагоны старого трамвая, по противоположной стороне улицы неторопливо брела седая старушка с черным карликовым пуделем на поводке, у моих ног суетилась добрая дюжина воробьев. По сравнению с безлюдными переулками, по которым я кружил с самого утра, жизнь тут просто кипела!
– Очень вовремя, душа моя, – сказал я себе. – Тебе как раз пора что-нибудь сожрать, а залезать в чужие сады и обгладывать цветущую сирень[1] нам, взрослым дядькам, не с руки. Да и некалорийная это пища.
Почему-то принято считать, что когда человек начинает во всеуслышание обращаться к себе, любимому, его душевное здоровье находится в большой опасности. Не знаю, как это бывает у прочих представителей человечества, но в моем случае все обстоит ровно наоборот: самые разумные и практичные советы я даю себе именно вслух. Зато когда я умолкаю, окружающим впору насторожиться.
Как бы то ни было, а моя идея насчет пожрать была чудо как хороша. Я внимательно огляделся. Картина показалась мне не слишком обнадеживающей: наглухо закрытые металлическими ставнями окна первых этажей окружавших меня домов не слишком подходили на роль ресторанных витрин. Никаких вывесок я тоже не обнаружил.
Я укоризненно посмотрел на небо. Оно могло бы быть великодушнее к усталому путнику. Потом я постарался угадать, в каком конце улицы меня ждет вожделенная тарелка с едой. Поскольку предчувствия молчали, пришлось подбросить монетку. Почти невесомый пфенниг явил мне сияющую решку, я дисциплинированно свернул налево и отправился навстречу своей судьбе.
Впрочем, мы всегда идем исключительно навстречу своей судьбе, даже когда направляемся в уборную, на ходу расстегивая брюки: между двумя любыми точками, расположенными на плоскости, можно провести одну и только одну прямую. Господи, какие все-таки жуткие вещи можно вычитать в обыкновенном учебнике геометрии, куда уж там Стивену Кингу.
Одолев
В мае на улицах Берлина действительно нельзя найти ничего съедобного, кроме цветов сирени, в чем я убедился лично. (