Арабеска зеркал. Саша Лонго
она блистала в роли Анжелики.
«Красное знамя»: «Вот уж, действительно, «частица черта в ней!» Стремительность и живость речи, точно схваченные характерные движения, природный ум, лукавый, острый юмор, глубокая убежденность в правоте своих действий, искренняя любовь, непримиримость к любым компромиссам и при всем при этом ─ настойчивость в достижении цели. С такой Анжеликой можно пойти в огонь и в воду!»
Она не без борьбы стала примой театра. На нее ровнялись, подражали, завидовали и немного боялись, зная ее бескомпромиссный характер. Неуживчивая, неугомонная. Ее реплики на события, роли, партнеров, творчество были лакмусовой бумажкой, словом бескомпромиссной правды ─ иногда резким, пронзительным, беспощадным, очищающим. Она никогда не жалела о своих поступках. Никогда. И при этом часто поступала спонтанно. Эта импульсивность была ее фирменной чертой. Аркадия была тщеславна и воспринимала это свое свойство как докучливую обязанность известных людей. Ее тщеславие, как любая сущность, имела как будто две стороны медали. Оно не позволяло ей отказываться от своего мнения ни при каких обстоятельствах ─ даже вопреки страху, инстинкту самосохранения. Но как же она презирала тех людей, которые считали, что высказывать неудобные мнения ей позволяла внутренняя свобода, стремление к независимости суждений и поступков, чувство справедливости. Какая чушь! Если бы они знали, как дорого давалось ей бесстрашие, как она ругала себя за тщеславие, которое не давало возможности промолчать! Аркадия воспринимала его как страшную силу, которая всегда была на стороне противника, играла против нее. Тщеславие терзало ее неотступно и ассоциировалось у нее с капризной женщиной, которой непременно нужно быть в центре внимания, нравится окружающим. Она прикладывала для этого невероятное количество усилий, выраженных в великих целях, которые она без устали ставила перед собой и достигала. Самый главный ее страх ─ быть скучной и неинтересной ─ без передышки гнал ее по пути успеха от одной судьбоносной вехи к другой: получить роль, достичь качественно иной профессиональной высоты, удержать заданную планку, которую взяла когда-то, каждую следующую роль делать еще ярче, навылет ─ так, чтобы запомнили. Аркадия даже свои поражения умела превращать в победы, потому что знала наверняка, что раны, нанесенные ее тщеславию, долго сочатся кровью. Тщеславие делало ее одержимой, способной идти по головам, но на краю профессии заставляло работать как проклятую. Аркадию уважали за то, что она всегда готова была сначала действовать, а потом уже судить. За то, что любила мучительный, многоступенчатый репетиционный процесс и жила в нем каким-то единым вздохом, сегодняшним днем. Пытка мыслью ─ обычное состояние ее репетиций. Она на дыбе неумолимого «быть или не быть», а произнося свое «да», не просто сохраняла жизнь или подписывала смертный приговор, но и закладывала краеугольный камень образа. Созидание образа через поступок невозможно без предлога для него, без ситуации. Сталкивая «я» с другими, а через их посредство с человечеством, она