Всемирная паутина. N
у нас дороже!..
Кто-то схватил парня за рукав и начал оттаскивать от микрофона, музыка заиграла громче. Тот рванулся обратно и крикнул вдогонку:
– Выпуск семьдесят шестого, я люблю ва…
– Е-е-е! – завопил зал.
Джон смотрел по сторонам, щурился в темноте и никого не узнавал. И его тоже никто не замечал в этом безумии.
– Следующий, давай! – орали у сцены.
Джон двинулся в глубину зала, как вдруг услышал что-то родное. Обернулся.
– Друзья, вы знаете, вы все у меня здесь…
На сцене стояла Джессика и держала руку на сердце. Хрупкая, в тяжелом свете тусклого прожектора она выглядела такой маленькой и смелой, ранимой и волшебной. Для неё даже музыку совсем приглушили.
– …И я буду всех вас хранить тут, – дрожал её взволнованный голос. – И я хочу, чтобы каждый из нас был любимым и чувствовал связь. Потому что между нами всеми есть настоящая человеческая связь. Вы только её чувствуйте всё время и будьте любимы. Я вас люблю, друзья!
– Да, Джесс, мы любим тебя! – выкрикнул кто-то.
Джон начал пробиваться к сцене сквозь плотную толпу.
– И ещё вот что, – продолжила она, на её глазах выступили слезы, – даже если вас бросили в самый важный для вас момент, не отчаивайтесь. Вспомните своих родных, вспомните своих друзей – вы не один! У вас есть мы…
– Джесс! – Джон забрался на высокую метровую сцену прямо из толпы, – Джесс, прости меня…
Девушка сразу остановилась, её лицо покраснело.
– Я знаю, – он повернулся к толпе и продолжил говорить прямо так: без микрофона, отчего слова терялись за грохотом музыки, – я не заслуживаю прощения, но простите меня все. Джесс!
Девушка стояла в слезах, её лицо выражало ярость и гордость. Джон сделал шаг к ней:
– Я был в Абингдоне. Хотя, какая разница, где я был? Важно, где я не был…
Он распростёр руки и пошёл навстречу малышке Джесс, занявшей воинствующую позу. Выпускники столпились у самой сцены, музыка клокотала, а стробоскоп сверкал так, что глаза ничего не могли разобрать, неспособные привыкнуть ни к темени, ни к вспышкам. Джон, лопоча что-то неразборчивое, попытался обнять Джессику, как та внезапно взорвалась и толкнула его изо всех сил в грудь. Ошарашенный, ослепший, он попятился и, сорвавшись, полетел с края сцены.
Холодный пот прошиб шею и плечи. Кожа мгновенно стала мокрой от жуткого чувства потери равновесия. За спиной взревел дикий крик, издаваемый сотней девушек и парней, и Джон обрушился на головы своих сокурсников.
Шатаясь, подхватывая и передавая из рук в руки, его положили на пол у самых ног.
– Джон! – протягивал руку Питер.
Толпа, поддавливаемая задними рядами, с треском расступалась и, обнажив небольшой пятачок перед сценой, замерла в ожидании. Музыка заглохла, остался только ровный тяжёлый гомон.
Не приходя в себя, Джон с трудом встал, держась