Полдень войны. Игорь Дихтер
забрал ноготь из ладони брата, а после поднялся, схватил кулёк с оставшимися пирожками.
Дрожа, уже в коридоре накинул кое-как пальто и шапку, влез в валенки.
Кинулся в подъезд.
Сусанна поймала его за плечо уже на клетке:
– Твоему отцу нужно поесть.
– Да это же человечина! – закричал Волконский с откровенно истерическими нотками в голосе.
– Я знаю, я всё понимаю. Это неправильно. Но твой отец нуждается…
– А эти не нуждались? – дрожа от ужаса, выкрикнул брюнет, указывая подбородком на кулёк в своих руках, – это были такие же люди, как и мы!
Сусанна Игоревна молчала и смотрела на него так странно, что разгадать этот взгляд парень не мог.
Осознание неправильности происходящего на тот момент было сильнее голода.
Швырнув пачку с пирожками на пол, он бегом спустился с лестницы, и вылетел на мороз.
И не мог видеть, как Сусанна воровато огляделась, подбирая пирожки, и убежала в свою квартиру, крепче запираясь на все замки.
В глазах её не было ничего, кроме одержимости.
Парень бросился прочь, застёгивая набегу пальто. Лицо моментально сделалось алым от холода. Ну и ладно.
Данилу трясло, он беззвучно рыдал, испытывая отвращение, страх и бессилие одновременно.
Ноги сами вынесли его в маленький скверик, где тихо умирал мальчик с мячиком из мрамора, утонув в своём фонтане.
И тут всё внутри Данилы взбунтовалось в прямом смысле слова: обхватив заснеженную голову памятника, он несколько раз выблевал содержимое желудка.
========== Часть 4 ==========
Когда спазмы закончились, Волконский обессиленно рухнул на ближайшую скамью. Подобрав снега, принялся натирать им замёрзшее лицо и даже сунул в рот немного. Тот мгновенно превратился в ледяную воду в горячей полости, но стало легче.
Истерика постепенно отступала, сердце снова билось в обычном ритме.
Сейчас он мог думать чуть более трезво и осмысленно.
У Васьки жуткая сыпь по всему телу, его надо показать врачу. Отец тоже нуждается в помощи профессионала.
Скорее всего, Даниле откажут в поддержке, ведь их семья – лишь одна из многих. И в такое трудно время привилегий быть не может никому, даже профессору Николаю Волконскому.
На улице сгущалась кромешная тьма. Фонари не горели, потому люди старались не выходить вечерами из дома.
Но Данила не хотел возвращаться, не сделав ничего полезного для умирающих родственников. И, всё же, ждать рассвета было лучше дома.
– Данька? Это ты? – раздавшийся громкий голос заставил парня обернуться.
Лица звавшего его человека видно не было, потому брюнет встал и медленно приблизился. Привыкшие ко тьме глаза разглядели в звавшем Анатолия Смирнова, его товарища с института.
Они обнялись. Слабо, потому что на большее не было сил.
– Я думал, ты в эвакуации или на фронте, – сказал Толя, когда они вместе пошли прочь со сквера.
– Это же думал и я о тебе.
– Как отец?
– Худо