Еще одна из рода Болейн. Филиппа Грегори
чем при дворе. Но сердце Анны разбито.
– Чтобы от нее была хоть какая польза семье, нужны разбитое сердце и сломленный дух, – холодно заметила мать. – Этим приходится заниматься еще в детстве. Я думала, там, при французском дворе, вас обеих научат повиновению, но они, похоже, оплошали. Ну что же, наверстаем теперь.
В дверь робко постучали, через порог неловко переступил простолюдин в потрепанной одежде:
– Письмо для Анны Болейн. Не велено передавать никому, кроме нее, и молодой господин сказал – смотри, как она его читает.
Я в нерешительности поглядела на мать. Она кивнула, я сломала красную печать с гербом Нортумберлендов и развернула туго свернутую бумагу.
Жена моя!
Дабы не быть клятвопреступником, не нарушу наших клятв друг другу. Я Вас не покину, если Вы меня не покинете. Отец на меня разгневан ужасно, и кардинал тоже сердится, и потому мне страшно за нас обоих. Но если мы будем держаться друг друга, они нас не разлучат. Пришлите мне хоть слово, хоть одно словечко, что вы меня не покинете, и я Вас ни за что не покину.
– Он велел непременно дождаться ответа.
– Подожди снаружи, – приказала мать посланцу и захлопнула дверь у него перед носом. Потом повернулась ко мне. – Пиши ответ.
Она протянула мне лист бумаги, вложила в пальцы перо и продиктовала:
Лорд Генрих!
Мария пишет это письмо за меня, мне запрещено брать в руки перо, чтобы я Вам не отвечала. Все бесполезно. Они не позволят нам пожениться, мне все равно не быть Вашей. Не сражайтесь за меня против своего отца и против кардинала, ибо я уже сдалась. Это было просто обещание жениться в будущем, которое ни Вас, ни меня ничем не связывает. Освобождаю Вас от Ваших клятв и сама свободна от моих.
– Вы разобьете этим два сердца, – заметила я, присыпая невысохшие чернила песком.
– Может быть, – холодным тоном отозвалась мать. – Но юные сердца нетрудно склеить, а у сердца того, кто владеет половиной Англии, есть занятия получше, чем страдать от любви.
Зима 1523 года
Теперь, когда Анна исчезла, я оставалась единственной юной Болейн в мире, к тому же королева решила провести лето с принцессой Марией, и только я скакала рядом с королем во время путешествия. Лето было чудесным – мы вместе с королем мчались по полям, охотились, танцевали каждый вечер, а к возвращению двора в Гринвич в ноябре я шепнула Генриху, что уже второй месяц у меня нет женских дел, а значит, я ношу его ребенка.
В мгновение ока все переменилось. У меня теперь были новые покои и горничная к услугам. Генрих купил мне меховую накидку, чтобы я не простудилась. Повитухи, знахарки, гадалки сменяли одна другую в моих покоях, у всех спрашивали одно и то же: «Мальчик?» Большинство отвечали утвердительно, получая в награду золотой, одна или две осмелились сказать «нет», вызвав недовольную гримасу короля. Мать ослабила шнуровку моего платья, мне больше не позволяли быть в постели короля по ночам, оставалось только лежать одной в своей комнате да молиться, чтобы родился сын.
Королева смотрела на мой растущий живот глазами, полными