Рассказ одного покойника. Консенсус. Свинья во фраке (сборник). Василий Гудин
свою сущность имеет, и человека в себе содержит, как и душа. Вот когда человечество постигнет ее существо, тогда оно, человечество т. е., души с покойниками снова может соединить и каждого человека к жизни вернуть. А тем, кому и в аду рай, пусть там и останутся, они и при жизни мертвее покойников были.
Я бы, наверное, так и сгинул до конца моих дней в темной сырости подземного погреба, не зная радости верхней жизни, если бы даже в недрах земли всевидящий бог не принял на балансовый учет мое долготерпение и не послал бы мне свыше небесное чудо в привлекательном виде земной красоты. Имя ее я называть не стану, оно для меня священно и незачем трепать его всуе в рассказе покойника. Ее имя в небесах будет парить, а мое зажато будет тисками дат, в земле замуровано. Лицо, фигура – все составные части тела ее были ручной работы большого мастера по части женской натуры. Ее высокая грудь волновалась под платьем, как две кошечки красиво упакованных и желающих вырваться на свободу, как на красивом блюде два сладких желе. Вся походка ее выказывала живое трепетное тело, имеющее в предметном мире самостоятельность существования. Когда она высказывала серьезные мысли, кончик носа ее обворожительно шевелился, будто поддакивая тому, что говорил коралловый ротик, не допуская никаких возражений.
Какие это были глаза! Нет, был – это я, а эти глаза и сейчас где-то есть. Не глаза – фейерверк чувств, малейшее движение души в них отражалось: вдруг без видимой причины вспыхнут огнем и через мгновение подернуться томной дымкой, утонут в испуганном удивлении и тут же, как солнце к небу, восходят к неожиданной радости. Удивление, возмущение, радость, любовь, – все через них в одно мгновение светится.
Но и я на поселке был не последним уродом и завертелась наша любовь колесом, набирая ускорение хода, как потом оказалось, в самую обычную житейскую яму. А пока я ждал ночи, как лучшую подругу, которая приходит на землю для нас двоих. Крадучись, как призрак, пришедший погулять под луной с того света, воровато сторонясь все живое, подплывал к ее дому, и она, как верная подруга бесплотного призрака, ночным ведением скользила по комнате и падала ко мне на руки во плоти и крови прямо из окна запретным плодом с райского дерева, наполняя меня хмельным медом своих улыбок. В то незабываемое время, которое было прекраснее вечности, все кусты вокруг поселка стонали от нашей любви, напрягая ветви и дрожа всеми листьями.
И вечность, и мгновение продолжался наш романтический рай на грешной земле, но разве любовь на земле утаишь, где каждый куст, болтливый ветер и чириканье птичек готовы рассказать первому встречному все, что знают и не знают про тебя и твою подноготную. В конце концов и, как водится, в последнюю очередь, узнали про нашу любовь и родители моей прекрасной избранницы, моего неземного видения, когда оно в очередной раз выскальзывало из окна ко мне на руки. И что ж им оставалась другое, как ни спасать щекотливое положение их непорочного чада? Разве для этого они взлелеяли свой