Под лепестком несущего винта. Книга вторая. Геннадий Федорович Ильин
должна набросать ответы по заданным направлениям. Я умный, в записях разберусь.
Наверное я им понравился, потому что к приходу профессора у меня уже сложился план беседы. Но Теплов тоже был оригинален. Вскользь выслушав мои познания по травам, он вдруг спросил:
– А почему люцерну выращивают на юге, а клевер в средней полосе?
– У люцерны корневая система мощная.
– Гут. А чем отличается бык от вола?
Это уже после ответа на второй вопрос.
– Как будто вы не знаете, – обиделся я. – Бык – он муж коровы. А вол, пардон, кастрат – животное рабочее.
– Абсолютно рихтих, – похвалил Теплов мою осведомлённость и заодно хвастаясь знанием немецкого языка. – А то едет как-то ваш брат-журналист в поезде, увидел лошадь и восхитился: «Вот это коняга!». А крестьянин – попутчик замечает: «Был конём, а стал мерином». Как так? А так, новую породу вывели путём скрещивания. Ну и опубликовали вскоре статью о новой породе лошадей.
И профессор зашёлся в мелком ехидном смехе.
О силосе оппонент точно всё знал, потому что слушать не захотел. Зато задал вопрос на засыпку:
– А вот едут две подводы с навозом. От одного пахнет хорошо, от другого – плохо. Какой лучше?
Да откуда военному лётчику знать такие пикантности? По мне – они оба воняют. Зато у пилотов крайне развита наблюдательность и ориентировка. Боковым зрением я засёк, что одна из девиц держит указательный палец вертикально вверх.
– Господи, и глупому ясно, что по качеству лучше первый, – с обидой в голосе оскорбился я.
– Что ж, вопросов больше нет, – удовлетворённо хмыкнул профессор и придвинул к себе зачётку.
Вечером кафе на Невском, что расположено рядом с кассами Аэрофлота (куда, кстати, я вернул, купленный для обработки экзаменатора билет), разорилось на две бутылки «Цинандали» и четыре порции цыплят – табака.
За услуги симпатичных лаборанток джентльмену надо платить.
Экзамен по русской литературе 19-го века я сдавал в перерыве между парой лекций и чуть не завалил. Молодая, мне ровесница, особа в роговых очках, безумно влюблённая в свой предмет, затерроризировала дополнительными вопросами, и если бы не Михаил Юрьевич Лермонтов, «Песню про купца Калашникова» которого я в далёком детстве на спор выучил чуть ли не наизусть, – быть бы в зачётке первому «неуду».
Впоследствии, умудрённый горьким опытом, я, по мере возможности, избегал встреч с преподавателями моложе меня возрастом. Но если они происходили, я предпочитал неформальную обстановку: в театре, ресторане, на набережной Невы, дома, в бане, наконец. И никогда осечки не происходило.
Было бы невежливым, находясь в Ленинграде, не нанести визит к моим крестникам из «Боевой тревоги». Мы договорились о месте встречи, и на субботу я заказал в ресторане «Нева» столик на четыре персоны. Ресторан пользовался популярностью, и попасть в него после шести вечера было невозможно.
К восьми, к моменту начала музыкального вечера, экипаж был укомплектован и сидел за