Клуб домового (сборник). Коллектив авторов
народов Средиземья. Перевод М. Буслаева». Вот почему у нас ничего героического не происходит? Ни тебе драконов в золотых пещерах, ни армии гномов, ни королей в изгнании.
Я потянулась и постучала по трубе, прося печь сделать потише – очень уж сегодня душно. Погасила свет и растянулась на хрусткой простыне – хорошо!
– Кх-кх! – неделикатное покашливание в темноте.
Я дёрнула одеяло до подбородка, хотя домовому-то фиолетово, одета я, или нет.
– Сидор, ну чего тебе опять?
– Сонет сочинил. Тебе первой поведаю, сударушка.
– А не надобно ль тебе по своим делам? – очень уж не хотелось мне слушать очередные вирши. – Корову подоить, полы подмести, ну или что там ещё домовые должны?
– Никому я ничего не должен, – пробурчал Сидор. – Тем паче у двух ведьм на попечении.
– Но-но, полегче! – от возмущения сон как рукой сняло, и я подскочила в кровати, злобно шипя в темноту. – Бабка может и ведьма, а меня либо волшебницей зови, либо вообще никак!
– То, что ты во ВШИВо учишься на заочном, не делает тебя волшебницей, – съязвил Сидор. – Диплом получи вначале, потом указывай.
Я разозлилась:
– Получу, не сомневайся. И свалю из этой глуши. От вас подальше.
– Ага, – голос домового задрожал. – Вот завтра и начнёшь, ежели справишься.
– Никак письмо пришло? – удивилась я.
– Не ведаю, – буркнул Сидор. – Банник говорит, Гусей-Лебедей видал на почте.
Мы помолчали. Было слышно, как Сидор шуршит в темноте бумагами.
– Будешь сонет слушать? – сделал ещё одну попытку домовой.
– Нет, Сидор, извини.
– Как пожелаете, юная волшебница, – обиделся он и, прежде чем исчезнуть, бросил: – Яга урождённая.
Язва всё-таки наш домовой, хоть и поэт. Эх, Сидор! Нечисть какая, весь сон сбил! Крикнуть, что ли, Ваське, чтоб Баюн ко мне заглянул. Нет, не буду бабулю беспокоить. Ей ещё на печи устраиваться, нос в потолок втыкать, ногу костяную поперёк избы протягивать.
Когда я спустилась утром в горницу, бабули не было. Придётся самой хозяйничать, негоже харчевне без снеди простаивать. Я расстелила на большом столе скатерть-самобранку и зачитала сегодняшнее меню. Скатерть даже не поморщилась. Я наклонилась ниже и громко повторила заказ. Проклятая салфетка не реагировала. То ли меня не признаёт, к бабуле привыкши, то ли поизносилась совсем.
– На тряпки пущу, – пригрозила я.
Через мгновение на столе оказался огромный горшок пшенки.
– И то хлеб! – вздохнула я, и сейчас же рядом с горшком появился каравай белого хлеба.
Тёплый дух свежей выпечки поплыл по горнице.
– То-то же, ветошь несчастная!
Цветочные узоры по краю скатерти сложились в слово: «Хамка». Я усмехнулась – волшебная утварь, а туда же – ругается.
Вдруг у меня за спиной с грохотом распахнулась дверь. На пороге стоял богатырь. Он стянул шлем с копны немытых, нестриженых волос и пробасил:
– Здрава будь, Олесенька.
Я пригляделась:
– Дядя