Жернова. 1918-1953. Книга девятая. В шаге от пропасти. Виктор Мануйлов
махнул рукой, произнес с придыханием:
– Рвите, товарищ Волокитин. А вы, Емельянов, проверьте, чтобы на территории никого не осталось. Поджигайте пакгаузы и вагоны. Паровоза, скорее всего, уже не будет: немцы в Краматорске. Выводите мотодрезину, прицепите к ней наш вагон, всех людей туда, попытаемся проскочить на Ворошиловград через Горловку.
– До Горловки сто пятьдесят верст с гаком, – засомневался Емельянов.
– За ночь проскочим. Если, разумеется, дорога будет проезжей.
– Можно нам с вами? – спросил Волокитин. – У нас приказ тоже отходить на Ворошиловград.
– Разумеется, можно! О чем речь! – воскликнул Петр Степанович с изумлением, будто этот Волокитин обвинил его в бесчестии. И, сбавив тон, добавил усталым голосом: – Только, пожалуйста, побыстрее.
Через час с боковой ветки из заводских ворот вышла мотодрезина, таща за собой двухосный товарный вагон, приспособленный для перевозки людей, повернула на главный путь, остановилась. Еще через минуту позади ахнуло, поднялись столбы дыма и пыли, подсвечиваемые изнутри красными языками пламени, сквозь них едва проступали стальные конструкции, которые медленно кренились, будто укладываясь спать. Из проходной выбежал Волокитин и еще двое саперов, забрались в вагон, дрезина дала прощальный гудок и покатила на юг. Петр Степанович, стоявший рядом с моторным отсеком дрезины на огороженной площадке, смотрел, как разгорается пламя и закручиваются в высоте черные вихри дыма над его родным заводом. Он снял кепку и размазал по щеке грязной ладонью одинокую слезу.
До Горловки так и не добрались. Под утро, когда малиновый рассвет прояснил очертания дальних холмов, откуда-то из мрачной черноты еще не проснувшихся левад выплеснуло длинную струю пламени, и скулящий звук приближающегося снаряда нарушил равномерный перестук колес и тарахтение мотора дрезины.
Петр Степанович уже не спал, стоял рядом с машинистом, вглядывался в тонкие нити рельсов, сливающихся в одну в голубоватой дали. Он успел разглядеть и мгновенно возникшую и пропавшую струю пламени, услыхал и нарастающий скулящий звук, и хотя ни разу еще в своей жизни не слыхивал подобного звука, разве что в кино, но сразу же узнал его и безотчетно прилип к стеклу, точно пытаясь что-то разглядеть в голубовато-сером небе. Затем донесся отрывистый звук выстрела и тотчас же слева от железной дороги что-то блеснуло и громыхнуло коротким эхом.
– Наддай, Семеныч! – вскрикнул Петр Степанович, не соображая, что надо делать в таких случаях, а главное – не веря, что этот выстрел предназначен им, что это не ошибка.
Пожилой моторист Карп Семенович Клименко переключил скорость и дал полный газ.
– Щоб у його повылазило! – крикнул он и погрозил кулаком в сторону темных левад. – Щоб у його на лбу чирий вскочив! Щоб вин дитый своих бильш не побачив!
Второго выстрела Петр Степанович не расслышал почему-то, а разрыв снаряда возник уже справа, и было в этом что-то в высшей степени несправедливое и унизительное.
– Из танка стреляют! – услыхал Петр