От Савла к Павлу. Обретение Бога и любви. Воспоминания. Николай Пестов
ссорились? – спрашивала я.
– Было, было и недовольство, но надо было учиться смирению, терпению и кротости – это тоже большая наука. Но любящим Бога все ко благу: поплачешь, помолишься, да и бух в ноги: «Простите!» И опять мир.
– Да, у нас в миру этого нет и быть не может, – отвечала я, вспоминая свои ссоры с родной матерью. – А хотелось бы вам в мир?
– Нет, никогда, как с радостью приняла пострижение. Вот из дома приедут родные да порасскажут про свое мирское житье – сколько там зла, скорбей, неправды, шума и ссор. А здесь, в монастыре-то, у нас мир и благодать, любовь и спасение души для вечной жизни.
«Все тлен, – любила повторять матушка Еванфия, – а душа вечна и пойдет на суд Божий. Как прожита жизнь? Что ответишь, если душу свою погубишь?»
Теперь, в старости, у нее было одно послушание: она была привратницей, жила в келье у ворот, никуда не отлучалась и ключи от ворот носила с собой – это были два больших ключа. На службы в церковь ее отпускала напарница, молодая хромая монахиня, помогавшая во всем матушке.
Все монахини свое послушание ревностно берегли и выполняли. Монахини были прекрасные рукодельницы и охотно учили меня своему мастерству. Они делали даром изящные вещицы для всяких благотворительных лотерей. Пяльцы, вязание, вышивание золотом и шелком было их трудом. Брали и заказы, так как не ущемлялось желание заработать, лишь бы «послушание было сделано». Безделье считалось грехом, но в праздники, конечно, не работали.
– А мне бы какое дали послушание? – спрашивала я.
– Если голос есть, то в певчие, на клирос.
– Нет у меня голоса, всегда кашляю.
– Посох у игуменьи носить бы стала, или в канцелярию, или в рукодельную, или в иконописную.
– Это на всю жизнь?! – вздыхала я.
– Да, надо твердо решить, чтобы и себя, и монастырь не осрамить! Монашество – это брак со Христом. Спасителя полюбить больше всех и вся.
Да, матушка Еванфия так и любила Христа и вела строгую аскетическую жизнь в подвиге и молитве. Вера ее была проста и крепка. Бывало, расскажешь ей свое горе, а она в ответ: «А Николай-угодник на что? Обратись к нему, проси его, он тебе и поможет». Все святые и преподобные были для нее живыми друзьями. «Верь, – говорила она, – что услышана будет твоя молитва! Значит, потерпеть тебе надо, значит, для спасения твоей души надо!»
Она тоже молилась о моих скорбях. И мы решили вместе ехать в Саров.
…Монастырь наш разогнали в 1928 году. Матушка умерла семидесяти шести лет в 1930 году. Упокой, Господи, ее душу!
Моя учительница
К святым, которые на земле, к дивным Твоим, к ним все желание мое.
Была у меня большая детская скорбь. В четырнадцать лет (5–6 класс) я летом брала частные уроки французского языка у одной учительницы гимназии, ведущей немецкий язык, Натальи Дмитриевны Крыловой. Ей было двадцать два года, она недавно окончила институт с шифром (бриллиантовой медалью императрицы Марии Федоровны). Ее можно было часто видеть в монастыре