Мне хорошо, мне так и надо… Сборник рассказов. Бронислава Бродская
себя не рассказал потому что не хотел или потому что нечего было рассказывать? Скорее второе: не женился, не родил, не защитился… что там еще? Герману всегда казалось, что у него в душе есть что-то глубокое, непонятное окружающим, что-то слишком личное, чтобы этим делиться, но что это было? Он иногда и сам не знал. Что его действительно интересовало, волновало, тревожило, будоражило? Женщина, профессия, философская проблема, книга… ? Неужели в целом свете не было никого, с кем ему было бы хорошо? Получалось, что так. Он знал, что в чем-то важном "особый", но это "важное" ускользало от него самого. Да, он отличался от других, но из-за этого был одинок. Иногда Герману приходило в голову, что было бы здорово быть "попроще", и тогда он больше бы принимал людей, но "попроще" он не становился, и гнал от себя мысль о моральном слиянии с другими. Изредка ему хотелось чем-то с людьми, которых он знал, поделиться, но он заранее сдавался, четко зная, что его все равно не поймут. Слушать других ему всегда было нестерпимо. А ведь "обычные" люди рассказывали друг другу про свое личное, а он не мог.
При этом Герман изо всех сил делал вид, что он "обычный". Институт он закончил без особых трудов и без интереса, хотя видел, что другим учиться трудно. Видел, но не понимал, ему-то трудно никогда не было, просто иногда приходилось чуть больше почитать учебники, или сосредотачиваясь, чуть дольше поглядеть в пространство, где возникал единственно правильный ответ. Красный диплом сделал свое дело и Герман поступил работать в космическую область, быстро стал групповым инженером на очень хорошем счету, с немаленькой зарплатой, но потом карьерные подвижки прекратились. Начальство как будто чувствовало, что Герман Клюге не так уж и хочет пробиваться, полностью выкладываться, "гореть" на работе, отвечать за других. Он был слишком холодным, свое равнодушие к важным, с точки зрения коллег, вещам скрыть не получалось, и по службе продвигались другие: более хваткие, суетливые, расчетливые, умеющие "ладить", менее, разумеется, талантливые. Германа поначалу такое положение вещей удивляло, но он быстро понял, что чисто научного, пусть высокого, потенциала для карьеры было недостаточно, нужны были совершенно другие стати, которых у него не было. Нет, ему не было обидно, он не считал, что с ним поступают несправедливо, вовсе нет. В глубине души Герману было все равно. Работа была интересна, но не настолько, чтобы он захотел суетиться с диссертацией, которая принесла бы только скромную прибавку к зарплате. Честолюбия Герман был лишен, слишком уж это было пошлым качеством, топтаться в очереди за званием ему показалось глупым.
У него был круг знакомых: байдарки, горные лыжи, баня по пятницам, дачи с шашлыками и выпивками, время от времени женщины, хотя ни в одну из них он не был влюблен. Влюбиться, как другие, у него категорически не получалось. Герман уже жил отдельно от родителей и ни перед кем не имел никаких обязательств, считал себя свободным и в общем-то счастливым, хотя… "на свете счастья нет, а есть покой и воля". Здесь с Пушкиным, которого Герман вообще-то знал