Стражи панацеи. Avida est periculi virtus. Вадим Новосадов
шанс взять реванш за провалы, в которых не в последнюю очередь был виновен и Визант.
Визант в эту секунду пожалел, что раздразнил раненого зверя, хотя отступать было поздно, он как раз только замахнулся, и не мог остановить удар.
– Вспомни, когда у тебя последний раз была женщина, не за деньги, или из-за власти, а по её добровольному желанию? – злорадно отчеканил Александр.
– Я играю теми, кто сам это позволяет. Из-за своего тщеславия, зависти или жадности. Такое уж у меня призвание, – твёрдым голосом отвечал Спирин, вопреки тому, что его лицо окаменело от озлобленности.
Тут уж коса нашла на камень.
– А у тебя нет этих недугов? – не унимался пленник, поняв, однако, что сморозил лишнее.
– Заткнись. Обсуждать меня будем в следующий раз, – грозно одёрнул его Спирин, так, что Визант даже отпрянул от экрана и ненароком наткнулся на взгляды стражников, чей ледяной блеск жаждал расправы над ним. – Это ты заблуждаешься относительно чувств, своей пассии, Щербаковой. Сейчас, мои помощники предоставят тебе одну запись. Она не обрадует тебя, так что соберись.
Один из охранников опрометью очутился рядом с Византом, повернул к себе ноутбук, пробежался пальцами по клавишам, дисплей снова очутился перед носом узника, а соглядатаи остались в качестве свидетелей его реакции и довеска к психологическому гнёту.
На экране застыли два диалоговых окна: одно высвечивало диаграмму голосовой интонации, другое – отображало номер телефона и дату звонка. Это была запись с программой идентификации, определявшей эмоциональное состояние наблюдаемого объекта по голосу, хотя вряд ли с высокой степенью достоверности. Все эти штучки, как пыль в глаза.
Заверещал звонок, в бодром ответе на английском языке, узнавалась Вера, однако другой голос на русском, да ещё зловеще искажённый электронным устройством, поверг её в шок, отмеченный линией диаграммы, мгновенно собранной в штрих. Дата фиксировала четырёх месячную давность звонка, видимо, это был первый после длительного перерыва, когда шантажисты не тревожили её.
«Поговори со своим отцом», – пробурчал механический голос.
Качественная запись доводила до слуха неровное дыхание Веры.
«Вера, у тебя всё в порядке?», – прорвался хорошо знакомый Византу голос Отиса.
«Что это за люди, почему они со мной так говорят? Что вообще происходит?», – её удручённый тон готов был сорваться на истерику.
«Послушай меня, Вера, делай всё, что они тебе скажут», – убеждал её Отис голосом, который он будто бы доставал из себя с огромным усилием.
«Кто они?»
«Это старые знакомые, ты отлично их знаешь. Для всех будет лучше, если ты исполнишь их волю».
Последняя фраза Отиса охарактеризовалась словом, высветившимся над диаграммой: «подавленность», хотя тонкий слух Византа снова усёк это жутковатое состояние и без техники, а вот его интуиция уверяла в ещё более отвратительной истине,