Дом. Роман. Иван Зорин
обедом, ковыряя вилкой жареную рыбу, рассказала:
– Я в мать-цыганку. Ей нагадали, что она будет счастлива с единственным мужчиной. Поэтому она ложилась со всеми подряд. А вставала девственницей. «С тобой ложатся, чтобы облажаться!» – шипели ей вслед, пока она не встретила моего отца». И, уставившись на мать Савелия Тяхта, спросила с притворной наивностью: – А ты, похоже, своего мужа так и не встретила?
Вспыхнув, мать отложила вилку. А вечером предъявила ультиматум.
– Ты послушный мальчик, – обняла Савелия Тяхта на прощанье Саша Чиринá. – Хочешь совет? Женись на ней!
И застучала по лестнице каблуками.
– Не можешь помочь – не давай советов! – облаял Савелий Тяхт захлопнувшуюся дверь, но в глазах у него стояли слёзы.
Дни соскальзывали из будущего в прошлое костяшками на счётах. Летом дом нещадно калило солнце, зимой его камень промерзал насквозь, а осенью мелкий, косой дождь сёк бурый кирпич, смывая облезлую жёлтую краску, и тогда лужи во дворе стояли по колено. Казалось, так будет всегда. Но вокруг дома переменились ветры, надувая, как паруса, его крылья, и он, летучим голландцем, понёсся навстречу судьбе. Вокруг судачили о политике, газеты, в которые раньше заворачивали сельдь, теперь внимательно прочитывали. Быстро собрав чемоданы, как когда-то при землетрясении, выехали за океан Кацы. В гаражах уже не распивали мутное вино, слушая, как по крыше скребут ветки, а, забыв про машины, спорили, можно ли жить по-старому. Большинству, и Савелию Тяхту в том числе, казалось, что нельзя. За ужином он, случалось, горячился, доказывая матери какую-то правду, которую сам жадно искал.
– Не порти аппетит, – обрезала она. – На ночь философствовать – сон прогонять. – А когда Савелий настаивал, добавляла: – Жизнь менять – что русло у реки. Или того хуже, этажи у дома: всё только перевернётся, а путного не выйдет.
– Но мама, – начинал, было, сын. – Чего нам бояться, мы-то с тобой внизу.
– Вот именно, и нам ни к чему огонь: крышка-то всегда останется, а сковородка подгорит.
Дом, между тем, менялся на глазах. В подвалах вместе с крысами, как злые духи, ночами появлялись бродяги, а чердаки, на которых раньше прятались дети, швыряя снежки в прохожих, облюбовали наркоманы. В квартиры врезали хитроумные замки – надо же, до чего додумались, – ворчали на лавочках старухи, – а в парадных, точно осаждённые в восьмивратной крепости, установили железные двери с домофоном. На углу, посреди дома, заплаткой, поставили магазин, освещённые витрины которого набили пластмассовыми манекенами с рекламой в руках. Поначалу жильцы специально обходили дом, чтобы на неё поглазеть, но вскоре, привыкнув, перестали обращать внимание, как раньше на газеты, из которых ребятня сворачивала себе пилотки. Магазин приобрёл Викентий Хлебокляч. И это изменило его семейное положение. Теперь он часто бывал дома, и жене, которая нянчилась с двумя детьми, пришлось оставить старшего – Дементия Рябохлыста. Но она не смогла