Меря и Ростовское княжество. Очерки из истории Ростово-Суздальской земли. Д. А. Корсаков
умерших. Грешник сваливается в кипящую смолу, а праведник проходит по жерди благополучно. Но смерть есть дело Керемети, поэтому черемисы чувствуют страх перед покойником и не посещают могил.
Несмотря на такую неопределенность религиозных верований, черемис сильно привязан к своей религии. «Нашу веру кончат – нас кончат», – говорит он, как бы предчувствуя, что с вырубкой лесов и с поселением среди них русских чудское-черемисское язычество уничтожается вместе с самой народностью, уступая место более развитому племени великорусскому.
Что касается до быта черемис, то он и в настоящее время не возвышается над примитивным бытом звероловным. Этот быт преобладает у черемисы луговой, тогда как у горной развиваются более высокие бытовые фазы – земледельческая и промышленная. Тихий, загнанный и боязливый черемис луговой стороны Волги идеалом жизни считает спокойное пребывание в своем дорогом лесу, охоту на медведя и волка, занятия пчеловодством и рыболовством. Даже крепкий семейный быт у него не сложился. Положение женщины весьма низко, а отношение ее к мужчинам не определяется строгими границами супружеской верности, так что сожительство черемисской женщины с посторонними в отсутствие мужа считается как бы за необходимый обычай66.
Почти такими же чертами рисует нам религию и быт черемис наблюдательный иностранный путешественник Олеарий, проехавший по Волге в первой половине XVII в. Примитивно-грубой, неразвитой является эта религия, со слабыми представлениями о верховном существе, вся заключенная в обрядово-жертвенную форму (Олеарий говорит, что черемисы не верят в загробную жизнь). О быте их он говорит: «Живут черемисы по обеим сторонам Волги, большей частью не в домах, а в дрянных лачужках, питаются своим скотом, медом и дичью, отлично стреляют из лука и приучают к тому детей с малолетства. Это коварный, хищнический и колдовству преданный народ», – заключает Олеарий67.
Не зная ни мордовского, ни черемисского языка, мы, к сожалению, ничего не можем сказать о степени соотношения этих языков с языком мери, которое, по всей вероятности, существовало. Язык есть главнейшее и самое определенное выражение народности, и более точное изучение языков мордовского и черемисского и сравнительное изучение финских наречий вообще, несомненно, приведут к любопытным выводам относительно языка мери.
Приняв предположения о возможности ближайшего сродства и связи мордвы и черемис с мерею за достоверные, мы можем допустить аналогию относительно быта и религии этих существующих народов с бытом и религией не существующего в настоящее время народца – мери. Какие же данные дают нам для этой аналогии выводы из совокупного рассмотрения мордвы и черемис? Данные эти сводятся к следующему:
1) мордва и черемисы преимущественно занимались охотой, звероловством и пчеловодством, промыслами самыми естественными в их лесистой местности;
2) мордва и черемисы долго были племенами воинственными и стойко