Умри или исчезни!. Андрей Дашков
техно-ритмов и огромного количества поглощенного спиртного. По правде говоря, она раскалывалась в течение последних пяти часов. Голиков понимал, что уже стар для подобных развлечений. Ему пришлось много пить именно потому, что он не мог танцевать столько, сколько танцевали окружавшие его восемнадцатилетние девочки и мальчики. Он чувствовал себя не в своей тарелке, с тоской вспоминал старые застойные дебоши в «Театральном», и только извращенное понятие долга по отношению к своей подруге удерживало его в клубе до конца. К тому же он любил совсем другую музыку.
Избавившись от журналистки, к которой питал чисто платонические чувства, он отправился домой. Улицами завладела мартовская сырость.
Начинался очередной серенький день. Алкоголь быстро выветривался. Ветер неприятно облизывал шею и запястья. Утренняя вялость еще витала в воздухе, когда Максим спускался в метро. Искусственный свет превращал время суток в условное понятие, и ему показалось, что по-прежнему стоит глубокая ночь.
Лоточники в подземном переходе начинали раскладывать свой товар. Голиков остановился у книжного лотка и стал высматривать себе книгу, чтобы скоротать воскресенье. Поколебавшись между «Дьяволом в раю» Генри Миллера, «Бегом на юг» МакКаммона и журналом «Забриски Райдер», он стал изучать правую сторону лотка, отданную оккультной литературе.
Не было ничего удивительного в том, что он Зацепился взглядом за название «Путеводитель по снам».
К тому времени его сновидения стали настолько яркими и насыщенными, что Макс начинал сомневаться в своем психическом здоровье… Хмель вдруг окончательно улетучился куда-то, и Голиков почувствовал себя отвратительно трезвым и замерзшим.
Он взял книгу в руки, и ему пришлось преодолеть себя, чтобы открыть ее. Он сразу наткнулся на поразивший его образ из позавчерашнего сна. Это совпадение Макс уже не мог пропустить, несмотря на свою беспечность. Он перелистал несколько страниц, тут и там обнаруживая знаки, будто специально оставленные тем, кто прошел по этой дороге чуть раньше.
Книга излучала то же самое, что и картина мертвого художника, – ту же растерянность заблудившихся, ту же безнадежность, тот же страх. И все-таки она могла помочь – Голиков чувствовал это, хотя еще не знал точно, в чем будет заключаться помощь некоего Строкова.
Расплатившись с продавцом. Макс спустился на перрон, держа «Путеводитель» у бедра. Библейски черная обложка книги и траурное лицо Голикова делали его похожим на миссионера, отправлявшегося в деревню прокаженных. На самом деле он дрожал от нетерпения и остановился слишком близко от края платформы. Три женщины болтали о чем-то за его спиной. Послышался гул приближающегося поезда, и ветер подул из черной норы туннеля…
«Мужчина! Отойдите от края платформа!» В другое время Максим отметил бы дурацкую привычку постсоветских людей называть друг друга по половому признаку, но сейчас он даже не обратил внимания на окрик дежурной по станции. Сквозь нарастающий шум до него доносились веселые голоса