Тайны Парижа. Понсон дю Террайль
указал на лошадь.
– Как его зовут?
– Я его не знаю, – ответил слуга, недавно служивший у маркиза, а потому никогда и не видавший д'Асти. – Господин маркиз повел его в свой кабинет, где они заперлись и пока еще не выходили. Мы ждем господина маркиза.
Предчувствуя что-то недоброе, де Пон бросил повод слуге, быстро взбежал по лестнице и вошел в кабинет маркиза как раз в ту минуту, когда де Флар-Монгори молил Бога продлить его род.
Барон страшно удивился, увидев своего племянника, неподвижного и безмолвного, в запыленном платье от долгого пути.
– Ты здесь! – вскричал он.
Де Пон был в довольно натянутых отношениях с племянником, который, разорившись, вздумал просить руки его дочери, на что получил отказ от барона. Увидав его, он был неприятно поражен.
– Дорогой дядя, – сказал шевалье с достоинством, – я приехал исполнить печальный долг. Я привез прощальный привет маркизу Монгори от генерала барона де Рювиньи, скончавшегося у меня на руках.
– Он умер! – вскричал де Пон, пораженный этим известием.
– Убит на дуэли.
Барон взглянул на своего друга, старого маркиза де Монгори. Маркиз успел уже овладеть собою и хотя был грустен, но спокоен; взяв руку де Пона, он сказал ему:
– Рювиньи был во многом неправ, и я никогда не простил бы ему его ошибки, но он такой же Флар, как и я, и должен был продолжить наш род. Рювиньи умер, а если теперь умру я, то род наш прекратится.
Де Пон молчал: он понял отчаяние маркиза.
– Но этого не должно быть и не будет, – продолжал де Монгори.
Удивленный барон смотрел на маркиза и, по-видимому, ожидал объяснения. Де Монгори продолжал:
– Я стар, но мое состояние равняется шести миллионам; я найду девушку из благородного рода, которая согласится выйти за меня замуж.
Барон нахмурился; вдруг страшная мысль мелькнула у него в голове: старый барон совершенно забыл, что безжалостно молодость приносить в жертву, давая ей в товарищи старость; он помнил только о тридцатилетней дружбе, связывавшей его с Монгори, и сказал ему:
– Маркиз, позвольте сказать вам одно слово!
– Говорите, барон.
– Де Поны хотя не такого знатного рода, как Флары, но и их предки участвовали в Крестовых походах, и они никогда не вступали в неравные браки. Маргарите Арман де Пон, моей дочери, девятнадцать лет, она прекрасна и принесет в приданое пятьдесят тысяч ливров годового дохода. Хотите вы, друг мой, оказать мне честь, приняв ее руку?
Флару-Монгори показалось, что он грезит. Еще накануне маркиз любовался Маргаритой, почти как отец, и сказал ей, улыбаясь:
– Знаешь, моя крошка, что ты прекрасна, как Венера, и если бы мне было тридцать лет, вместо шестидесяти пяти, то я покорил бы весь мир, чтобы положить его к твоим ногам и сделать тебя царицей.
Но время любви прошло для маркиза; он перестал уже думать о женитьбе и засмеялся бы в лицо два дня назад тому, кто посоветовал бы ему вступить в брак с Маргаритой де Пон. Но теперь, когда де Монгори услыхал предложение барона, пред