Тетради 2017 года. Александр Петрушкин
p>
«Кем бы ты стал…»
Кем бы ты стал
если бы не был пожаром? —
падал бы снег, обрубал
твоё жёлтое жало
или по клавишам чёрным
угля перелистывал выдох
белого-белого
и утерявшего имя.
Всякое – имя не круг,
но его начертанье
тонким железным прутом
на человеческом камне
что в веществе из любви,
как в пустотах и в теле,
по-человечьи висит и горит
фонарём свиристели.
«Скоро за ними пойдём там, где камешки катит…»
Скоро за ними пойдём там, где камешки катит
эта волна, что похожа на катет
света, который порежет её в апельсины и дольки
продолговатой воды – и из скольких
выбраны мы побережью? – но всё преломляющий отче
наш и собачий [за снегом изменчивый] почерк
в силе переписать с лево на правосторонний
там, где его пустая рука небо тронет,
то есть – покатится снег колесом через мрак, где, пролившись, чернила
гнутся как нитки дождя, из которого свила
рыба дыханием воду свою и камней треугольник,
где расширяется берег, как лёгкие, тонок
там, где мы – камни, которыми катятся камни
продолговатой воды, похожей на вечности ломтик.
Блаженны тишина и слепота,
в которых свет скрипит, как темнота:
косноязычно, замкнуто, в кукушке,
как будто достаёт из бега сушки
его отсутствия, которым так тверда.
А всё – молчание и даже наши песни,
в которые обёрнуто оно,
когда хоть растворись, а хоть исчезни,
как зимнее и мокрое окно
посередине языковой бездны,
в которой так светло, что мне темно.
Блаженны онемевшие сейчас —
как стрелки у часов незаведённых,
они взрываются за словом в снегирях,
и падают на свет несотворённый.
«Щель человеческая, стоящая на горе …»
Щель человеческая, стоящая на горе —
будто сорока или огнь в голове
или вода, притворившаяся кипятком,
или вестник, которому вход незнаком,
или шарик воздушный у девочки на руке,
который вот-вот оперится, как тоннель,
и поплывёт, шевеля то жабрами, то ангелом на плече,
на опознание речи и потому – ничей
светильник стоит на горе, как выдох, пёс, конура
и составляет список на нём жара
или – точнее – жар, шар, которым он встал поутру
будто сорока, что растрескается во рту —
словно красная глина, которая будет им —
когда он пробудится здесь, чтобы в гости идти к своим,
в щель, которая их сшивает, как свет, кроя
стрекот свой чёрно-белый на мясо для соловья.
«Птица – это её исчезновение…»
Птица – это её исчезновение
«Поле света. Вещество…»
Поле света. Вещество,
обретавшее дыханье:
слово, тело, Рождество,
прорастающее камень
и клубок из нас и нас,
что завязан в снега узел,
в путь, в тропу и теплый наст
в ослепительные лузы,
где поддерживают нас
пересохшими руками
тело, слово и звезда
в поле смерти под холмами.
в эти лунки, что из нас
вырастают как синицы
там, где слово вещества —
человек, которым снится
этот свет, любой предмет,
и бессмертье, как подарок,
или суд, как разговор,
что – как чудо древа – краток.
«Печать деревянная в воздухе глаза…»
Печать деревянная в воздухе глаза
оставит мерцание, как стрекоза
остаток