Тетради 1999—2001 годов. Александр Петрушкин

      Так, наверное, и решают с обретением счастья:

      фанатики – в Мекку, в Ершалаим. Прочие

      – к мягким рукам и теплым телам ластясь,

      обрящут все то, что первые опорочили.

      Время – открыто всем входящим,

      но мне – несвойственна вера слову:

      то ли от того, что – видел – змеи плачут,

      то ли от того, что ознобу

      ветер лишь добавляет в этой

      пустыне, из которой

      два выхода: первый – с белой

      горячкой, а тот, что второй – с Торой.

      Так точно, мой женораль, нас завершит омега,

      устав от русского английского. Телега,

      когда мы будем падать на Этну снегом,

      отскрипит по закону свободу от бега.

      В гостиной твоей – так мало всегда вещей, что

      любой из припавших к тебе – ее понимал, как матч

      футбольный: то кричался с эхом, то

      озирался в поиске зрителя (соперника). Мяч

      жмурился в словах и артиклях раннего утра. Тлен —

      вечерний спич перезабытых гостями вещей,

      но упрямства у времени, как у муллы – только крен

      за грядущее время стал зримее и прочней.

      Тонкая золотинка у твоей руки

      отныне отдана зною Невады, whist костей

      гостиной – все, что от нас. Трухи

      посреди – свободное место для лопастей

      картавой птицы, рухнувшей тебя туда,

      где пускают корни сквозь деревянный газ.

      От такого опыта и передозов – крысы дохнут, вода

      кончается у самолетных касс.

      Продинамив ночь правой – просыпаюсь с левой

      женщиной под рукой – далее стыдно, см. невозможно

      (совесть – опрокинутая, чтобы гадать на кофейной —

      гуще в своем окончании) шептаться. Обложно

      обвиненье твое, мой друг – но не чаще

      снега в ящик мой попадают твои письма,

      отчего мне случается страшно – тащит

      от страха в постель мудила всякую п (р) опадью. Афоризма,

      вероятно, глупа – но, скорей, отвратительна. Что же (!) —

      я устал от грамматики и умных, коих уйма

      в этом нештатном городе – брошен.

      Как чинарик. Милая, где здесь урна? —

      Вероятно – я. Эта

      констатация ведет в экс-таз. Сигарета —

      в почтовый гроб, куда не приходят обрывки

      мыслей твоих неназначенных к читке.