Хулистан. Мирза Таги
мы и имеем сбалансированную политику, некую компромиссную стратегию управления государством, которая в каждый момент времени четко отражает не только расклад сил в обществе, но и – как результат влияния – приоритеты развития общества в целом. Корпорации – это не одни лишь миллиардеры и миллионеры, – президенты компаний и топ-менеджеры, – это еще и десятки тысяч простых акционеров, а также обычных служащих и рабочих компаний, чье благополучие напрямую связано с процветанием этих самых корпораций. Таким образом мы и получаем, что демократия в постиндустриальном обществе все же остается главным инструментом управления. Она всего лишь проявляется не на уровне воли отдельного гражданина, а опосредствованно – через финансовые структуры, которые подключают в борьбу за свои интересы также и общественные организации, СМИ, формируя и укрепляя в обществе заказ политикам на совершенно определенные решения. И поэтому совсем не важно – хожу ли я на выборы или нет. Каждый раз, покупая акции той или иной компании, делая даже обычный шопинг или направляясь в банк за кредитом, я совершаю свой выбор – и он автоматически учитывается. А если еще прибавить к этому работу других государственных институтов, – Конгресс, Сенат, Верховный Суд, – которые постоянно конкурируют меж собой за влияние на решение государственных задач, то становится совершенно очевидно, что власть в странах развитой демократии находится под неусыпным контролем граждан и служит, в конечно итоге, народу!
Я замолк, иссяк, выдохся, выплеснув на своего собеседника весь накопившийся за долгие годы невостребованный запас банальных истин, которые вдалбливал в меня мой мир.
Я всегда с некоторым презрением относился к политике вообще и политикам в частности. Как, впрочем, и ко всему, где властвовали расчет и ледяная воля. Моя гедонистическая натура бунтовала, когда меня пытались втянуть в чуждые мне игры честолюбий и тщеславий. Все эти партии, профсоюзы, общественные движения, эти продажные газеты и бесстыдная зазывальная шумиха были мне смешны, а иной раз и омерзительны. Я не столько знал, сколько угадывал, что за всем этим стоит чей-то определенный интерес, а меня хотят всего лишь прогнуть под ступеньку, по которой этот кто-то пройдется налегке к вершине. И я говорил им – хрен вам, засуньте свои прокламации и агитки себе в задницы! – и шел долбить подружек или курить травку с друзьями. Я знал, что мир благополучно разберется со своими проблемами и без моего жертвенного участия. И что даже лучшим моим участием будет неучастие. Я и не участвовал – к своему и всеобщему удовольствию.
Но сейчас, когда этот хитрый толстяк, пытаясь мне что-то свое впихнуть, покусился на мой гребаный мир, который и был мне мил тем, что позволял посылать себя на хер, я не мог не встать на защиту его потрепанных и латаных ценностей.
«Демократия – это когда каждый делает что хочет, а все вместе – что надо!» – подумал я про себя вдогонку. И я согласен был делать «что надо», при условии, что мне разрешают делать, что я хочу.
Судя